Елена Арсеньева - Загадка воскресшей царевны

Разумеется, стрелять было не из чего, но, заслышав его истошный крик и испуганный голос госпожи Башиловой, в купе заглянул кондуктор. Можно было ожидать, что мужик извинится, однако он сидел развалясь и только похихикивал, глядя на переконфуженного кондуктора.

Мать Анатолия взмолилась перевести ее с детьми в другое купе, что кондуктор и исполнил. Вскоре, уже в Петербурге, Анатолий, рассматривая картинки в журнале «Огонек», воскликнул: «Мама, смотри, этот человек ехал с нами в вагоне из Киева!» Мать сначала не поверила, но, взглянув на картинку, так и ахнула, узнав нахального вагонного соседа. Под картинкой было написано: «Григорий Распутин».

Вот и сейчас в первую минуту Анатолию показалось, что перед ними Распутин, однако появившийся на крыльце человек напоминал его только одеждой и звероватым видом.

– Это мой сын, – крикнул Дмитрий Ильич. – Я ногу вывихнул, не могу идти, не могу стоять. Помоги, Клим!

Человек по имени Клим перехватил Дмитрия Ильича из рук Анатолия легко, будто малого ребенка, и понес было в дом, но Дмитрий Ильич сказал:

– Пусть сын укол сделает! Я не смогу сидя! Пропусти, Клим!

– Сами знаете, господин Башилов, что не велено, никак нельзя… – начал было Клим, однако в это мгновение из-за его спины появилась невысокая плотненькая девушка в белой свободной блузе и светлой юбке. Ее русые волосы были заплетены в две короткие толстые косы и перекинуты на грудь.

– Ваш сын? – спросила она встревоженно. – Вы ручаетесь за него, Дмитрий Ильич?…

– Как за себя, – твердо ответил Башилов-старший, и девушка пристально взглянула на Анатолия своими светлыми глазами.

На вид ей было пятнадцать-шестнадцать лет, однако смотрела она по-взрослому серьезно и проницательно.

Анатолию показалось, что он уже где-то видел эту девушку, но сейчас не мог вспомнить где, а главное, не понимал причин для того, чтобы мерить его этим испытующим и даже подозрительным взглядом. Его поразило, что она не смутилась, не покраснела, не заиграла глазами – словом, никак не отреагировала на красоту его лица, а последнее было настолько для него привычно, что надоело до тошноты. Но сейчас такое равнодушие, тем более от столь юного существа, не в шутку уязвило.

Он сам смутился, рассердился из-за этого и вызывающе бросил:

– Отец ногу вывихнул, так спешил доставить камфору вашему брату, а вы тут время тратите, чтобы меня рентгеном просветить!

Если он надеялся, что девушка растеряется, услышав слово, которое, конечно, не каждому-всякому было знакомо, то надеялся напрасно. Она только высокомерно вздернула голову и взглянула на Анатолия свысока, хотя вообще-то едва ли доставала ему до плеча. Но вот как-то так это у нее получилось – взглянуть свысока…

Но тут из дома донесся женский испуганный голос:

– Аня, скорей!

Девушка вздрогнула и, велев мужику:

– Пропусти, Клим! – бросилась в дом, сделав Анатолию приглашающий жест.

Он в два прыжка, через ступеньки, вскочил на невысокое крыльцо, чувствуя спиной колючий взгляд мужика, и прошел следом за девушкой сначала в сени, потом в просторную комнату, а затем в небольшую комнатку, где на кровати неподвижно лежал мальчик лет одиннадцати-двенадцати – бледный впрозелень.

Глаза его были незряче устремлены к потолку, на лице застыло испуганное выражение, он слабо хватал ртом воздух.

Двое, мужчина и женщина, находившиеся в комнате, при появлении Анатолия поспешно вышли через другую дверь. В их фигурах, мельком им замеченных, тоже было что-то знакомое, а впрочем, еще более знакомым показалось ему лицо мальчика.

На кого он похож? На кого похожа его сестра? И эти двое взрослых – кого они напоминали?!

Однако сейчас было не до пустых размышлений и не до разгадывания всяких загадок.

– Посади меня, – скомандовал Дмитрий Ильич сторожу Климу, и тот послушно опустил его в кресло рядом с лежащим мальчиком, затем с тревогой взглянул на ребенка и поспешно вышел.

– Открывай камфору, – приказал отец Анатолию и закричал сердито: – Аня! Где шприцы?!

– Ах! Несу! – раздался ее встревоженный голос, и девушка вбежала, неся перед собой металлический стерилизатор, прихваченный с двух сторон кухонным полотенцем.

Брякнула его на стол, бросила полотенце, смешно подув на обожженный палец, и встала у притолоки за спиной Анатолия.

Анатолий, совершенно ничего не понимая в этой суете, непонятно нервничая в присутствии этой высокомерной и в то же время перепуганной девчонки, сорвал крышку со стерилизатора, пинцетом выхватил шприц, вставил поршень, открыл пузырек, но раствор показался ему густоват – масло успело остыть. Анатолий обернул флакон краем полотенца и опустил в стерилизатор. В кипятке масло распустилось мгновенно.

Тем временем отец откинул одеяло на больном и смазал спиртом его предплечье.

Анатолий проворно набрал раствор в шприц, насадил стерильную иглу и принялся делать подкожные впрыскивания. Ему всегда особенно удавались именно подкожные и внутримышечные уколы, а вот внутривенных он побаивался. К счастью, камфору никогда не впрыскивали внутривенно – чтобы не было жировой эмболии.

Отец то разминал места уколов, чтобы инъекции поскорей разошлись, то осторожно массировал грудь мальчику в области сердца. Постепенно затравленное выражение исчезло с лица ребенка, он вздохнул глубже, огляделся, позвал:

– Мама! Мама, ты где?

Аня отошла от притолоки, подсела к мальчику, ласково провела ладонью по его влажным от пота волосам:

– Ну что ты, Сереженька? Получше тебе?

– Получше, – слабо выдохнул тот. – Только я к маме очень хочу.

Аня покосилась на дверь, за которой, как показалось Анатолию, замерла женщина, бывшая рядом с мальчиком раньше, и тихо сказала:

– Потерпи немножко. Мама сейчас придет.

– Нет, я не к тете Наде, я к настоящей маме хочу, – заплакал ребенок. – Хочу домой! В Казань!

У Ани задрожали губы, глаза налились слезами. Она с молящим выражением взглянула на Дмитрия Ильича; тот кивнул, вынул из нагрудного кармана ампулу, подал Анатолию:

– Внутримышечно вколи. Успокоительное.

Тот взял другой шприц, сделал очередную инъекцию. Веки мальчика медленно сомкнулись, лицо стало спокойным, возбужденное дыхание выровнялось.

– Аня, позовите Клима, пусть поможет меня унести домой, а то для Анатолия я тяжеловат, – проговорил Дмитрий Ильич, пытаясь приподняться с кресла, но тотчас опускаясь с болезненной гримасой.

– Я запросто смогу тебя донести! – обиделся было Анатолий, однако Аня уже махнула рукой, выглянув на веранду, и здоровенный Клим явился, будто джинн из сказки про Аладдина, подхватил Дмитрия Ильича и легкой поступью вышел вон.

Анатолий начал было собирать шприцы, однако Аня нетерпеливо сказала, сунув ему в руки забытый отцом саквояж: