Тимур Максютов - Атака мертвецов

Тогда их спасла лихая атака казаков, возглавляемая самим Скобелевым, Белым Генералом.

Из ружей соорудили носилки, на которых вынесли подпоручика из боя.

– Хирурги хотели мне руку оттяпать, да сам Пирогов Николай Иванович в это дело вмешался, не дал. Спасибо ему, конечно. Из кусочков меня сшил, считай, – тихо говорил Пан, – уволили потом со службы вчистую.

Гимназисты стояли, замерев. Слушали.

– Тоже себя жалел, Ярилов. А как иначе? Уехал в имение к маменьке, а она каждый день меня увидит – и в слёзы. Горькую пил. А потом одна соседка, дочь уездного предводителя дворянства… А, неважно. Словом, стал заниматься гимнастикой, на основе системы Мюллера разработал упражнения, гири-двухпудовки себе выписал. Знаешь, как трудно было? До кровавых мозолей. Не поверишь, Ярилов, рыдал. От боли и отчаяния. Только плач этот для мужчины – не стыдный.

Я смотрел на этого подтянутого, сильного, статного и действительно не верил.

– А ну, бросай костыли! – закричал вдруг Пан. – Бросай! И иди ко мне. Купчинов! Помоги.

Подскочил Купец, забрал костыли. Прошептал:

– Давай, Коля. Ты сможешь.

Я стоял, зажмурив глаза. Было страшно.

Почти падая, судорожно шагнул правой – меня сразу занесло, но Купец придержал, не дал рухнуть.

Так я и ковылял, выбрасывая вперёд правую ногу и подволакивая левую, беспрерывно теряя равновесие. Пять шагов до шведской стенки я шёл, наверное, четверть часа. Схватился за деревянные перекладины дрожащими руками. Мокрый, измученный, неверящий.

– Ну вот, – сказал Пан, – а ты боялся.

И завернул похабные стишки про попову дочку, солдата и сеновал.

Напряжение лопнуло; все захохотали, и первым – я.

А по щекам тёк обильный пот. И слёзы.

В мае я уже ходил с тростью. Пан Лещинский занимался со мной дважды в неделю после уроков. И ещё давал задания для самостоятельных упражнений.

В тот день я добрался до гимназии и остановился у крыльца передохнуть. Ко мне подошёл дородный бородатый дядя в пиджаке и сияющих хромовых сапогах; толстенная золотая цепь, висящая на брюхе, выдержала бы адмиралтейский якорь.

– Вы, стало быть, и будете Николай Ярилов? – спросил дядя и снял картуз. Волосы его были густо смазаны маслом и зачёсаны на пробор, холёная борода закрывала половину груди.

Я поклонился:

– Да, я. С кем имею честь?

– Купчиновы мы. Отец Серафима, обалдуя. У меня к вам, господин хороший, предложение. Не займётесь ли арифметикой и прочими науками с моим сыном? А то если он и теперь экзамены не выдержит, я не знаю, чего с ним сделаю. До смертоубийства дойдёт, вот те крест.

Купчинов-старший сложил щепотью пальцы-сардельки и перекрестился.

– Так мы с Ку… с Серафимом и так занимаемся. Он весьма подтянулся.

– Ну, так я предлагаю у нас на дому. Чтобы, значить, наверняка. Нижайше просим. Вас-то он слушает, не то что родителя своего.

И дядя неловко поклонился.

Я несколько растерялся. Этот дядя был ровесником отца, если не старше, и его вежливость, даже заискивание, передо мной, девятилетним, выглядели дико.

Купчинов понял мою растерянность неверно и быстро заговорил:

– Не подумайте, я заплачу. Вот сколько положено, столько и заплачу. Чай, расценки знаем, со всем нашим согласием.

Я лишь покраснел и кивнул. Купчина протянул лапищу, осторожно пожал мои пальцы и забормотал:

– Вот спасибо, сударь, вот обрадовали. А не то, вправду, прибью этого байстрюка, не посмотрю, что наследник и родная кровь.

По тёплому времени в шинельную мне идти не пришлось, и я довольно бодро поднялся по лестнице, держа трость наперевес. У дверей класса меня ждал взволнованный Купец:

– Ну, как? Договорились с батей?

– Да, – ответил я и спохватился: – Нехорошо, я растерялся, надо было от платы-то отказаться. Ты же мой друг и товарищ, а кто с товарищей берёт деньги за помощь?

– Не вздумай, – показал мне кулак Купец, – деньги завсегда пригодятся. Мне отдашь, если сам не знаешь, куда девать.

Вместо первого урока нас неожиданно отправили в актовый зал. Классы выстроились по старшинству: мы оказались у самых дверей. Преподаватель закона божьего, отец Тихон, торопливо поправляя подризник, сообщил о страшной беде: китайские бунтовщики бьют смертным боем по всей Маньчжурии русских и принявших православие китайцев; жгут школы и храмы. Настоятель местной церкви отец Сергий едва спасся через реку Амур бегством и сообщил о преступлениях.

– Обрушится на головы гонителей церкви православной и рабов её гнев божий! – провозгласил отец Тихон. И добавил: – Ждёт их кара небесная, а уж кару земную наши армия и флот обеспечат, не сомневаюсь.

И затянул молитву во славу русского оружия.

Купец дёрнул меня за рукав и прошептал:

– Здоровско! Война будет.

Я молчал.

Волновался за брата. Он получил назначение в Сибирскую стрелковую дивизию и вскоре отправлялся к месту службы.

Июль 1900 г., река Амур

– Правее бакена держи, балбес! Не видишь, сносит, рыбья требуха.

Капитан едва сдержался, чтобы не помянуть матушку бестолкового рулевого: дверь рубки по жаркой погоде была открыта, снизу доносились разговоры публики. А там были и дамы: вот так выскажешься от души – и случится конфуз.

Пароходик «Михаил» бодро вспарывал тёмные амурские волны, натужно дымя единственной трубой; оживлённые пассажиры толпились на палубе, ожидая скорого прибытия в конечный пункт путешествия – город Благовещенск.

Коммерсант в модном котелке и английском клетчатом пиджаке, поднявшийся на борт на последней стоянке, воскликнул:

– Надо же! Из самого Петербурга. Недавно выпущены из училища?

– Только что. Подпоручик Ярилов Андрей Иванович, честь имею.

– Значит, опоздали.

– В каком смысле? – нахмурился офицер.

– Так ваших в городе нет. Как началась буза у китайцев – все войска-то из Благовещенска ушли в Харбин. Третьего дня. Погрузились на пароходы и баржи да и отправились. Оркестр, молебен – всё честь по чести. Остались инвалиды да казачки из окрестных деревень.

Подпоручик нахмурился, просунул пальцы под новенький ремень портупеи. Буркнул:

– Не успел, получается.

– Ну ничего, на ваш век службы хватит. Зато станете центром внимания благовещенского общества. Видите, дамы уже глазками постреливают, хи-хи. Изволите быть холостым?

– Глупости какие.

– Не скажите. Офицер в наших тмутараканях – не только защитник, но и любимец общества. И завидный жених, хи-хи.

Ярилову стало неловко; не знал, как и избавиться от назойливого купчика. Однако новый знакомец не отставал. Теперь он принялся излагать свои взгляды на политику, претендуя на глубокомысленность:

– Вот увидите, нахлебаемся мы ещё с этими азиатами. Ну, торговать – это я понимаю, сам недавно мануфактуру удачно продал в Сахаляне. И железная дорога через Харбин к Порт-Артуру весьма кстати, нашему брату-коммерсанту в помощь. Но зачем в их жизнь лезть? Идея про Желтороссию в составе империи, прости господи, бессмысленна: китайцы крестятся исключительно ради подарков от священника, а потом возвращаются в свою деревню и молятся идолам. Дикий народ!