Елена Арсеньева - Тайна мертвой царевны

Дунаев поглядел на его мигом вспотевший нос и слегка усмехнулся:

– Сначала покажи мне наган. Оружие покупать – это не пирожки с капустой. Кто его знает, вдруг у твоего нагана прицел сбит или боек сточен.

– Может, тебе еще и пострелять дать? – съехидничал парень. – А ты в меня пальнешь и деру дашь.

«Ага, значит, пистолет исправен, если он боится», – подумал Дунаев.

– А если ты меня в будку заведешь, а там меня кто-нибудь по башке стукнет, ограбит, а ночью мертвого бросит под забором? – предположил он, косясь по сторонам.

– Ну, ты сказал… – пробормотал парень, конфузливо бегая глазами.

– Ну, ты услышал, – пожал плечами Дунаев.

– Давай махнем, не глядя? – предложил парень.

«Вообще я дурак, – подумал Дунаев. – Надо было заранее оценить вещи. Тогда бы я знал, что сколько стоит».

– Ты завтра тут будешь? – спросил он.

– А то!

– Давай завтра встретимся здесь же ровно в полдень. И прихвати еще один ствол, если есть. Только в хорошем состоянии. А я тоже постараюсь прийти не с пустым карманом. Тогда решим, махнем, не глядя, или поторгуемся.

– А чо не сейчас? – разочарованно спросил продавец.

– Да я, оказывается, дома забыл свои капиталы, – вздохнул Дунаев. – Ты уж прости. Завтра в полдень явлюсь во всеоружии. И ты таким же явись.

– Веселый ты мужик, – хмыкнул парень. – Ладно, завтра – так завтра, в полдень – так в полдень!

Дунаев снова прошел по Сухаревскому переулку, присматриваясь к мутным, грязным окнам, заглядывая в подворотни. Опять увидел того же самого безногого на каталке.

Махнул ему рукой, как знакомому, усмехнулся.

Безногий стрельнул в ответ холодным, оценивающим взглядом.

Дунаев неплохо запомнил дорогу, которой вел его Степан, а потому вышел на Трубную, потом пересек Петровку, на Малую Дмитровку, забрел в какой-то переулок со смешным названием Настасьинский, выбрался на Тверскую – отсюда в Спиридоньевский открылась почти прямая дорога.

По пути Дунаев внимательно смотрел по сторонам, отыскивая вывески скупок или ювелиров, однако, как ни странно, ни одной не попалось на глаза.

«Ничего, спрошу у Степана», – подумал Дунаев.

Он потянулся к двери парадного, но не успел открыть – она с силой распахнулась, и выскочивший Файка едва не сбил Дунаева с ног.

– Файка, ты что?! – воскликнул он сердито.

Файка уставился белыми от ужаса глазами, схватился за Дунаева, затрясся, тряся и его:

– Степана убили… я думал, ты убил…

Дунаев отшвырнул его в сторону, бросился вверх по лестнице.

Файка частил по ступенькам следом.

Дунаев влетел в квартиру, споткнулся о брошенный мешок, из которого выкатился кочан капусты.

Краем сознания отметил: значит, Файка только что пришел. Увидел Степана – и выронил все, что принес с базара.

Да, было с чего выронить…

Из коридора было видно, что посреди гостиной лежит Степан, раздетый догола. Во лбу аккуратная дырочка от револьверной пули, под затылком кровавое месиво. Тело испещрено множеством неглубоких порезов. Его пытали, прежде чем застрелили! На запястьях и щиколотках кровавые ссадины от веревок, на мертвом лице застыла мучительная гримаса, глаза вытаращены, рот широко открыт. Пол рядом с телом покрыт кровавыми разводами.

– Слышь, Леонтий Петрович, – прохрипел рядом Файка, – уходить надо. Уходить! Он криком своим, поди, полквартала поднял!

– У него во рту был кляп, чтобы не кричал, – пробормотал Дунаев. – Потом, уже у мертвого, кляп вытащили. Да вот и он.

В углу валялась тряпка, пропитанная кровавой слюной, изжеванная. Тут же разрезанные веревки, которые сняли с рук и ног Степана, конечно, уже после убийства.

– За что ж его, ох, за что? – бормотал Файка.

– Не знаю. – Дунаев заглянул в комнаты.

Все перевернуто вверх дном, вещи разбросаны, а в комнате Степана поверх книг разлетелись, как осенние листья, керенки, керенки, многочисленные керенки…

«А говорил Степан, денег у него нет!» – удивился Дунаев.

Файка метнулся вперед, принялся собирать купюры, совать за пазуху.

Дунаев хотел его одернуть, но не стал. Вспомнил, как сам взял саквояж из мертвой руки неизвестного человека.

Тем временем Файка полез на книжную гору, книги разъехались, он смешно растянулся на полу, вскочил, расшвыривая книги, бумаги, заскользившие по полу.

Дунаев задумчиво смотрел на них, но думал о другом.

За что убили Степана, да еще так зверски? Что он натворил? И что же здесь искали, если не взяли деньги? Возможно, это показалось грабителям мелочью по сравнению с тем, что они искали. Похоже, у Степана были какие-то драгоценности. Он ни за что не хотел их отдать грабителям, поэтому принял такие мучения.

Вот глупость – из-за камушков каких-то!..

Дунаев покачал головой. Ему было жаль Степана, но так же пожалел бы он и любого другого убитого. Они со Степаном не успели сдружиться; к тому же Дунаев не слишком доверял ему, словно бы постоянно ожидал какого-то подвоха или даже подлости. Конверт с тайным посланием, о котором Степан ни словом не обмолвился, мешал Дунаеву проникнуться доверием к новому знакомому.

Однако Файка прав. Отсюда надо уходить, и поскорей. Не дай бог, сунется кто-то из соседей. Или вернется хозяйка квартиры… Опыт жизни учил Дунаева, что никто не застрахован от самых пугающих неожиданностей. Вот и Степана настигла одна из таких неожиданностей.

Надо уходить, но куда? Где им с Файкой найти приют?

Ответ явился быстро: надо идти в Сухаревский переулок. Снять там жилье – и высматривать, высматривать Верховцева и Нату. Если они там, то рано или поздно появятся. Но только сначала нужно раздобыть оружие.

Вот и узел с какой-то одеждой: Степан, значит, успел зайти в театр. Все это пригодится.

– Файка, собери продукты в мешок, – сказал он.

– Да я уже, – ответил тот. – Барахлишко тоже берем?

– Берем, – кивнул Дунаев. – Надо ему глаза закрыть.

– Надо, – кивнул Файка, крестясь и делая шаг к покойнику. Склонился над ним – и вдруг отпрянул с криком.

– Что такое? – Дунаев бросился вперед – и увидел, что в мучительно скрюченную ладонь мертвеца что-то вложено.

Поднял уже окоченевшую кисть, встряхнул. На пол выпала запонка.

Блеснуло золото, замерцал желтый камень с вырезанными на нем инициалами: Ф&Н…

Да ведь это та самая запонка, которую Дунаев сегодня приготовил для продажи, но так и не продал!

Неужели оборонил ее здесь?

Нет, и запонка, и кругляшок жемчужины по-прежнему лежат в кармане гимнастерки, клапан надежно застегнут. Это другая запонка. Парная той, которая лежит в его кармане. Парная той, которую Дунаев «получил в наследство» от человека, сгнившего в лесу под Нарвой!

Значит, тот человек был знаком со Степаном? Значит, у Степана и в самом деле были драгоценности – возможно, и розовые жемчужины с того же самого ожерелья, и серьги, и перстни, украденные у тех же людей… Нет, снятые с их мертвых тел, и в этих смертях повинен был тот человек, фамилия которого оканчивалась на -евский , а также, без сомнения, и Степан Бородаев. Именно поэтому он принял столь жестокую смерть. Именно поэтому, а вовсе не ради наживы, его пытали. И в квартире было все перерыто не просто ради того, чтобы найти драгоценности, а чтобы найти доказательства преступления. И запонку убийцы Степана, конечно, не обронил случайно – нарочно оставил.