Эрнест Капандю - Таинственный незнакомец

Она поднесла платок к губам, чтобы скрыть зевок и села в кресло.

— Мне очень жаль, что я надоедаю вам таким образом, — продолжал де Марвиль, — но это необходимо.

— Говорите, сколько хотите и что хотите, я вас прерывать не стану — с этой минуты я нема.

— Повторяю вам, мне жаль мучить вас таким образом и лишать отдыха, столь для вас необходимого, но я вынужден действовать так.

Молодая женщина не отвечала и не шевелилась.

— Графиня, — продолжал начальник полиции, — я прошу вас обратить внимание на мои слова.

То же молчание, та же неподвижность.

— Графиня Потоцкая, — продолжал де Марвиль более повелительным тоном, — именем правосудия я требую, чтобы вы мне ответили.

Графиня, по-видимому, спала глубоким сном. Де Марвиль сделал нетерпеливое движение. Он подождал с минуту, потом поспешно перешел через комнату, взялся за шнурок от звонка и снова обернулся к графине. Де Марвиль топнул ногой и сильно дернул за звонок. Графиня не реагировала на громкий звон колокольчика. Слуга отворил дверь.

— Где Марсьяль? — спросил начальник полиции.

— Во дворе, ваше превосходительство.

— Позовите его немедленно!

Де Марвиль обернулся к молодой женщине.

— Неужели это действительно усталость после дороги или же она разыгрывает комедию? — пробормотал он. — Кто эта женщина? Что значит это странное происшествие?

Дверь тихо открылась.

— Марсьяль, — доложил слуга.

— Пусть войдет, — велел начальник полиции, сделав несколько шагов вперед.

Начальник объездной команды, поклонившись, вошел в гостиную. Де Марвиль повелительным движением руки указал на графиню и сказал:

— Марсьяль, вы остановили у Сент-Антуанских ворот эту самую даму?

Марсьяль покачал головой.

— Нет, ваше превосходительство, — ответил он, — когда я остановил карету, этой дамы в ней не было.

— Но если ее не было в карете, откуда она там взялась?

— Не знаю.

— Но кто же был в карете, ведь там был кто-нибудь?

— Был, ваше превосходительство, мужчина.

— Мужчина! — вскрикнул де Марвиль.

— Мужчина, такой же, как вы и я.

— Мужчина? — повторил Фейдо.

Марсьяль кивнул головой.

— Ну и куда подевался этот мужчина?

— Не имею понятия.

— Итак, из этого следует, что мы обмануты насчет пола той личности, которая сидела в карете. Должно быть, эта личность — путешественник или путешественница — переоделась дорогой…

— Несомненно…

— Переодеться можно было только в карете?

— Безусловно.

— Может, платье было выброшено на дорогу?

— Ваше превосходительство, — сказал Марсьяль, — шторы были закрыты, стало быть, ни в дверцы, ни в переднее окно ничего нельзя было выбросить.

— Но если одежда не была выброшена, — перебил де Марвиль, — она должна быть в карете, и ее надо найти.

Марсьяль посмотрел на начальника полиции, приложив руку к сердцу.

— Когда я остановил карету, — сказал он тоном глубокой искренности, — в ней сидел мужчина, теперь этот мужчина брюнет стал женщиной блондинкой — я это вижу. Как совершилось это превращение, куда девалась мужская одежда — клянусь спасением моей души, я не знаю, разве только…

Марсьяль вдруг переменил тон. Очевидно, новая мысль промелькнула в его голове.

— Разве только?.. — повторил начальник полиции.

— Разве только эта дама не спрятала мужской костюм под своим женским платьем…

— Проверим, — прошептал Фейдо.

Он подошел к графине, все так же спокойно спавшей.

— Вы слышали, сударыня? — сказал он.

Графиня не пошевелилась.

— Вы слышали? — повторил начальник полиции.

Он схватил ее за руку. Графиня вскрикнула, не раскрывая глаз, протянула руки, губы ее сжались с выражением неприязни. Она дважды глубоко вздохнула, потом раскрыла глаза и прошептала:

— Что за гадкий сон! Мари, расшнуруй мне платье, мне так плохо… Я…

Графиня увидела Марсьяля.

— Ах! — воскликнула она с испугом. — Где я?

— У меня, — сказал де Марвиль.

— У вас?.. Но я не знаю… — Графиня провела рукой по лбу. — Да, помню! — сказала она вдруг. — Разве комедия не кончена?

Начальник полиции движением руки приказал бригадиру удалиться, а сам обратился к графине:

— Одно из двух, — сказал он, — или вы жертва недоразумения, и в таком случае это недоразумение следует исправить, или вы недостойным образом обманываете полицию, и тогда наказание будет соответствующим. Не угодно ли вам пожаловать за мной, мы немедленно поедем к маркизу д’Аржансону. Это единственный выход из создавшегося положения.

В восемнадцатом столетии на Кладбищенской улице стояли только два дома с правой стороны, возле площади: один в пять этажей с четырьмя окнами на фасаде, другой же имел всего два этажа; в этот вечер единственное окно его первого этажа было освещено, все остальные были совершенно темны.

Пробила полночь. Дверь дома открылась, и оттуда высунулась голова. Голова трижды повернулась налево и направо, потом исчезла. Дверь беззвучно закрылась.

Эта голова с крючковатым носом принадлежала женщине лет пятидесяти. Костюм ее состоял из шерстяной юбки с толстым суконным корсажем и больше походил на мужской, чем на женский.

Заперев дверь, женщина осталась стоять в узком коридоре, в конце которого находилась лестница еще более узкая, ведущая вверх. Справа, возле первой ступени лестницы, находилась полуоткрытая дверь. Женщина толкнула эту дверь и вошла в низкий зал, освещенный большой лампой.

Посреди комнаты за столом сидел человек и ужинал с завидным аппетитом. Этому человеку могло быть на вид лет тридцать пять. Костюм говорил о том, что это зажиточный мещанин в трауре, хоть и не строгом: сюртук и панталоны были сшиты из черного сукна, жилет и чулки были серого цвета, галстук же белым — все без претензии на щегольство.

Единственную странность в этом костюме представляла узкая черная лента, надетая на шею и ниспадавшая на грудь. На ней висел пучок черных перьев индийского петуха, перевязанных красным шерстяным шнурком.

Этот человек ужинал один, но, вероятно, к столу ожидали еще и других гостей, потому что с каждой стороны стола находилось по три приготовленных, но не тронутых прибора.

Посреди стола стояла большая корзина со множеством яиц разной величины. Корзина имела семь отделений; в первом лежали белые яйца с перекрещенными полосками посередине — красной и черной; во втором отделении лежали яйца, скорлупа которых была покрыта позолотой; в третьем — со скорлупой, выкрашенной в коричневый цвет; в четвертом — яйца очень маленькие и желтые, чуть ли не с кукурузные зерна; в пятом лежали большие яйца со светло-зеленой полоской, усыпанной золотыми звездами; в шестом — с серебристой скорлупой; в седьмом — совершенно черные яйца.