Эрнест Капандю - Таинственный незнакомец

— Однако я не знал, — сказал король Ришелье, — что мои мушкетеры такие красивые молодцы!

— Неужели, государь? — спросил герцог, прикидываясь удивленным.

— Взгляните, герцог. Видите даму в той ложе?..

— Да, государь, но она вовсе не красива.

— Да, но позади нее этот маленький мушкетер, который все время поворачивается к нам спиной. Какая осанка, какие пальцы!

Мушкетер обернулся — король задрожал, глаза его заблестели.

— Герцог, вы более чем любезны, вы мне самый преданный человек.

— Государь, я только исполняю свой долг.

— Неужели и впрямь маркиза де Помпадур здесь?

— Да, государь. Она не могла вынести горечи разлуки и уехала из Парижа инкогнито.

— Когда она приехала?

— Сегодня утром, государь.

— Где она остановилась?

— В этом доме, который я ей уступил.

— Идите к ней и скажите от моего имени, чтобы она пришла принять мою благодарность за приезд.

Ришелье вышел из ложи, но не сделал и трех шагов, как столкнулся лицом к лицу с человеком высокого роста в великолепном наряде.

— Вы здесь, Сен-Жермен! — с удивлением воскликнул герцог.

— Да, герцог, — ответил граф, — это вас удивляет?

— И да, и нет. Вы такой странный человек!

— Все прошло благополучно?

— Отлично! Я в восхищении!

— Король узнал маркизу?

— Конечно!

— Он доволен?

— Я за ней иду.

Граф де Сен-Жермен посторонился, пропуская герцога. Ришелье направился к ложе, занятой маркизой. Оставшись один в коридоре, Сен-Жермен приблизился ко входу в коридор. Лейб-гвардейский сержант стоял в последнем ряду, приподнявшись на цыпочки, чтобы наблюдать за представлением. Этим сержантом был Тюлип. Сен-Жермен наклонился к нему и спросил:

— Мои приказания исполнены?

— Исполнены, — ответил Тюлип, обернувшись.

— Все будет готово завтра во время сражения?

— Конечно. Лейб-гвардейцы стоят в лесу Барри.

Сен-Жермен сделал знак рукой и отступил в коридор. В эту минуту возвратился Ришелье, ведя под руку маркизу. Проходя мимо графа, она оставила руку Ришелье и приблизилась к Сен-Жермену.

— Вы изумительный человек, — сказала она, — искренний друг и очень странная особа! Когда вы позволите мне доказать, что я очень рада сделать вам приятное?

— Может быть, завтра, — ответил Сен-Жермен, — я вам напомню клятву на кладбище.

— Пусть будет завтра. О чем бы вы меня ни попросили, я уже согласна.

Кивнув графу, как доброму другу, она подошла к ложе короля. Сен-Жермен стоял в коридоре, скрестив руки.

— Завтра, — сказал он, — да, завтра последний день борьбы! Завтра я одержу победу или погибну. Но если я погибну, то и в своей агонии заставлю страшно задрожать землю, которая носит тех, кого я ненавижу!

— Вставай д’Аржансон!

Министр раскрыл глаза, вздрогнул и вскочил.

— Государь… — пролепетал он.

Действительно, Людовик XV стоял в его комнате в полном военном костюме и при шпаге. Солнце едва показалось на горизонте, густой туман, поднимавшийся из росы, покрывал луга. Четыре часа утра пробило на колокольне церкви Калони. В это утро первым в лагере проснулся король и тотчас отправился будить министра. Д’Аржансон оделся в один миг.

— Что прикажете, ваше величество? — спросил он, поклонившись королю.

— Отправляйтесь немедленно к маршалу и спросите его приказаний.

Д’Аржансон бросился к маршалу. Оседланные лошади ждали у дверей дома. Весь главный штаб короля собрался там. Туман сгущался, и солнце казалось тусклым металлическим диском.

— Государь, — сказал подъехавший д’Аржансон, — маршал поручил мне сказать вашему величеству, что он позаботился обо всем и что все готово.

В ту минуту, когда король въезжал на мост, туман внезапно рассеялся и солнце ярко засверкало.

Солдаты полка Фер и нормандской бригады, охранявшие мост, стояли в две линии справа и слева. Когда Людовик и дофин выехали на мост, они закричали:

— Да здравствует король! Да здравствует дофин!

В эту минуту скорым шагом подошли солдаты, неся на плечах носилки, на которых лежал маршал в полном обмундировании, а за носилками его конюший вел андалузскую лошадь.

Маршал, чтобы не потратить сразу все силы, которые были до того истощены, что он не смог надеть кирасы, велел обнести себя вокруг лагеря. Он все осмотрел, все увидел, поговорил с генералами, отдал им последние приказания. Сесть на лошадь маршал собирался только в момент начала боя. Он поклонился королю, который ему подал руку.

— Все ваши предписания исполнены? — спросил король.

— Все, государь, — ответил Мориц.

Король поехал вперед.

В пятидесяти шагах позади третьей линии, между Фонтенуа и лесом Барри, находился очаровательный зеленый пригорок, возвышавшийся над всей равниной, на нем стояла маленькая часовня. На этом пригорке король должен был находиться во время сражения.

К Морицу прискакал его первый адъютант де Мез.

— Господин маршал! Неприятель приближается.

— Лошадь! — закричал маршал.

— Вам плохо? — спросил король.

— Нет, государь, — ответил Мориц, энергично садясь в седло, — мне уже не плохо.

Он ускакал в сопровождении своих офицеров и направился прямо к передовой, чтобы присутствовать при первом огне. Приближалась великая минута. Вдали, на равнине, виднелось огромное облако красноватой пыли, поднимаемой ветром. То были английская и голландская армии.

Пробило пять часов утра. Две неприятельские армии стояли лицом к лицу на расстоянии пушечного выстрела и смотрели одна на другую в тревожном ожидании роковой минуты.

Ничего не могло быть страшнее и торжественнее тех нескольких секунд, которые предшествовали началу битвы. Любой, кто накануне видел маршала прикованным болезнью к постели и встретил его сейчас на лошади, объезжающим ряды, наверняка не узнал бы его.

Маркиз де Мез следовал за ним, чтобы передавать его приказания. Круасси, Монтерсон, Таванн и другие именитые вельможи сопровождали Морица Саксонского. До решительной минуты маршал хотел объехать всю первую линию.

Мориц ехал верхом и кланялся, проезжая мимо знамен центральных полков, сгруппированных за фонтенуаскими редутами. Потом Мориц проехал в Антуань, где командовал герцог де Ноайль, которому предстояло выступать против голландцев. Де Ноайль верхом следовал возле Морица Саксонского. Герцог де Граммон, племянник герцога де Ноайля, также ехал рядом на коне.

— Герцог, — сказал Мориц, — хочу напомнить, что король оказал вам милость, приказав сделать первый пушечный выстрел. Все готово.

Герцог де Ноайль поклонился.

— Я буду иметь честь сам участвовать в сражении, — ответил он. — Граммон, — прибавил он, обернувшись к своему племяннику, — поезжайте сказать королю, что я начинаю.