Иван Погонин - По следам фальшивых денег

Гордон набрал в легкие воздуха, уже открыл рот, но тут вспомнил, что перед ним не его приказчик, а чиновник полиции, имеющий штаб-офицерский чин, и кричать передумал.

– Хорошо-с. В Нижний я поеду сам. А вы заканчивайте здесь. Переводите, встречайте этого Халитопуло, или как его там. Как вы думаете, Филиппов сможет выделить мне способного агента?

– Не знаю, вы у самого Владимира Гавриловича спросите.

Расстались ювелир и сыщик холодно.

«Петербургская газета» от 28 июля 1908 года. «К находке бриллиантов Гордона»:

«По сведениям, полученным из Нижнего Новгорода, обыск в ювелирном магазине Когеджиева, торгующем на ярмарке, привлек к обнаружению девяти бриллиантовых вещей, принадлежащих Гордону и составляющих стоимость в 7000 руб. Прибывший сюда агент петербургской сыскной полиции отобрал бриллианты при содействии нижегородской полиции. Приведенным дознанием установлено лицо, у которого бриллианты приобретены. Производится осмотр драгоценных вещей в других магазинах ярмарки. Задержан один перекупщик бриллиантов, подозреваемый в сношениях с ворами».

«Петербургская газета» от 10 августа 1908 года:

«К прис. пов. Г. П. Цургозену явился ростовский-на-дону купец X. П. Кечеджиев и, предъявив ему несколько номеров газет, где он под фамилией «Когеджиева» фигурирует в качестве одного из похитителей бриллиантов из магазина Гордона, рассказал следующую историю:

– В Нижнем Новгороде, на ярмарке я торгую коврами и драгоценными изделиями. Бриллиантов на ярмарку я захватил с собою немного, тысяч на тридцать, не больше… 27 июля ко мне в магазин явился неизвестный мне господин, просивший показать ему невыделанные бриллианты. Покупатель показался мне странным, он очень нервничал и торопил меня, прося выложить на прилавок все бриллианты, какие у меня есть. Я подал посетителю коробку с девятью бриллиантами. Едва он открыл коробку, как с криком «Это мои бриллианты!» выбежал из магазина.

Через минуту он вернулся в сопровождении другого человека. Тут они оба представились. Первый оказался петербургским торговцем Гордоном, второй – агентом сыскной полиции.

По требованию Гордона был составлен протокол, а бриллианты арестованы, несмотря на мои возражения, что моя фирма пользуется в Ростове почетной известностью и что я крадеными вещами не торгую, а уж тем меньше не принадлежу к числу похитителей бриллиантов у Гордона.

Гордон во время составления протокола кричал, что я не знаю цены бриллиантов и продаю их вдвое дешевле рыночной стоимости!

Между тем, – закончил Кечеджиев, – все девять бриллиантов приобретены были мною еще в мае и ноябре прошлого года от ростовского антрепренера Чарахгианца, получившего в свой бенефис от публики и от артистов несколько ценных подношений.

Кечеджиев предъявил г. Цургозену свои торговые книги, в которых своевременно была записана эта покупка.

Немедленно же было сделано соответствующее заявление судебному следователю 27-го участка г. С. – Петербурга, производящему следствие по делу о похищении бриллиантов у Гордона, указаны в качестве свидетелей антрепренер Чарахгианц и другие лица.

Гордон и те газеты, которые назвали купца Качеджиева грабителем, будут привлечены к ответственности за клевету.

Может быть, все-таки г. Качеджиев сменит гнев на милость и оставит в покое как Гордона, так и газеты.

Газеты описывали только случай.

А г. Гордон просто доказал, что не годится в Шерлоки Хольмсы. Обвинение же в клевете человека, который и так подавлен горем, едва ли может доставить нижегородскому купцу слишком большое удовлетворение».

Вечером 24 июля пришел ответ из Константинополя:

« На ваше требование аресте (прочитав эти слова, градоначальник аж подпрыгнул: «Какое требование! Мы ничего не требовали, мы покорнейше просили!») Спиридона Халитопуло и Евангулы Янко сообщаем, что при содействии турецкой полиции арестована Евангула Янко тчк Спиридон Халитопуло среди пассажиров парохода Царь не значится тчк Евангула Янко будет препровождена Одессу пароходе Добровольного флота Одесса который выходит из порта Константинополь 26 сего июля тчк третий драгоман надворный советник Столица».

25 июля в номер Кунцевича явился грек-переводчик. В руках он держал коленкоровую папку, из которой достал стопку исписанных каллиграфическим секретарским почерком листков с переводом, к каждому из которых скрепкой был прикреплен оригинал.

Выдав служителю Фемиды синенькую, Кунцевич начал разбирать переписку. Через полчаса он быстро оделся и помчался к градоначальнику.

– Ваше превосходительство! Позвольте отправить его высокопревосходительству действительному тайному советнику Зиновьеву еще одну телеграмму?

– Господи, Кунцевич! Какую такую телеграмму? Вы что, хотите из его высокопревосходительства сыщика сделать? Хотите, чтобы он вместо вас жуликов ловил?

– Никак нет-с. Я бы его высокопревосходительство и вовсе не беспокоил бы, но Гордон, знаете ли. У него такие связи в столице! Потом будет кричать, что мы с вами не все сделали, что могли, чтобы его бриллианты отыскать. – Кунцевич сделал ударение на словах «мы с вами».

– Дожили! Жиды генералами командуют! – закричал градоначальник. Потом, немного успокоившись, спросил: – Чем вызвана необходимость послать телеграмму?

– Сегодня мне принесли перевод переписки Карабасси. Там есть одно любопытное письмецо из Константинополя. Пишет Карабасси адвокат по фамилии Ставридис. Он сообщает, что принял на себя защиту некоего известного Карабасси человека, арестованного по обвинению в контрабанде. И просит денег на уплату штрафа, на гонорар и «на улаживание различных формальностей». Это письмо датировано четырнадцатым июля. Следующей в пачке изъятых у Карабасси бумаг идет квитанция от пятнадцатого июля на перевод из Одесского в Константинопольское отделение Лионского кредита восемь тысяч франков на имя Ставридиса. Перевод сделан Карабасси. Вот я и хотел узнать, не арестовывался ли турецкой полицией, таможней или пограничной стражей господин Фекас. А если арестовывался, то за какую такую контрабанду?

Три следующих дня Кунцевич провел, допрашивая задержанных. Однако ничего нового узнать не удалось. Греки свои показания не меняли и по-прежнему участие в краже отрицали, Головко также ничего нового не говорила. Из бесед с ней Кунцевич понял, что дамочка не так проста, как кажется. Признательные показания она давала, только будучи припертой к стенке, но всех секретов рассказывать не спешила. Перельман после недельного молчания начал возмущаться незаконным задержанием и написал жалобы прокурору, градоначальнику и даже на высочайшее имя. Видимо, сработала тюремная почта и Симка узнал, что против него ничего серьезного нет.