Наталья Александрова - Тайна тринадцати апостолов

— И что дальше?

— А что дальше? — Акулов очень натурально пожал плечами. — Заплатил он денег сколько надо, не торговался, да и пошел себе. А для кого он этот паспорт брал — я понятия не имею.

— И все? — упорно наступала Ленская. — От кого он пришел, на кого сослался?

— Ну-у… мы так не договаривались, — Акулов подобрался и даже перестал походить на мелкую рыбешку, — если я все контакты свои выдам, то сколько я после этого проживу? Оттого в голове все и держу… никаких записей не делаю…

— Разумно, — согласилась Ленская, — грамотная стратегия выживания, однако у меня свое дело.

— Ладно, — подумав, согласился Акулов, — видел я этого мужика случайно в одном месте. Магазинчик есть такой христианской литературы. То ли секта у них какая-то, то ли что другое. Это на Ваське, на Пятой линии. У них в окне всякая такая хрень выставлена. И вот иду я мимо, смотрю — мужик этот внутри сидит и с какой-то бабой разговаривает. Ну мне что до этого? Я — в сторонку, да и пошел оттуда.

— А сам-то что там делал? — спросил появившийся Николай, который слышал последние слова Акулова.

— Это мое личное дело, — снова Акулов облизнул губы.

— Да знаю я твои дела! — сказал Николай. — Там диспансер наркологический рядом, так ты небось у наркоманов документы покупал. Они за дозу родную мать продадут, а не то что паспорт.

— У меня все, — Ленская поднялась с места и едва не вскрикнула от боли в пояснице, — едем на Пятую линию.

Утром после сытного завтрака в гостинице Дмитрий Алексеевич пешком отправился в музей Коррер. Он хорошо выспался, и все, что случилось с ним вчера, казалось каким-то нереальным. Мертвое тело в церкви Святого Моисея, да было ли оно? Ведь он не видел лица этого человека. И его последующие блуждания по безлюдным улочкам Венеции. И посещение церкви Сан-Деметрио, которой, как оказалось, вообще нет в Венеции!

Но не мог же он проспать все это время на скамье в церкви Святого Моисея! И он помнит, что очнулся в гондоле, кто-то же его туда перенес? И заплатил гондольеру немалые, между прочим, деньги. Тут, в Венеции, бесплатно никто ничего делать не станет, а уж гондольеры и подавно… не зря их называют самыми богатыми лодочниками в мире!

Старыгин шел по набережной, понемногу заполняющейся туристами, и вдруг остановился.

Ему пришло в голову, что он может очень легко подтвердить или опровергнуть достоверность своих воспоминаний. Ведь он сфотографировал обе картины на камеру мобильного телефона. Достаточно показать эти фотографии итальянским коллегам. Они наверняка знают, в какой церкви хранятся такие замечательные полотна Тинторетто, и вопрос будет решен.

Дмитрий Алексеевич отошел в сторонку, достал свой мобильный телефон, открыл папку с фотографиями. И растерянно уставился на светящийся экран.

Снимков, которые он сделал в церкви Святого Деметрия, не было в памяти телефона. Все предшествующие были — вот венецианская лагуна, вот чайки на столбах вдоль фарватера, вот роскошные платья в витрине дорогого бутика (Старыгина привлекли в данном случае удивительные сочетания цветов), вот помпезный портал церкви Сан-Моизе… а дальше — пустой экран, как будто он снимал белую стену.

Что же это такое? Ведь он на всякий случай сделал по несколько снимков обеих картин — неужели ни один из них не получился? Неужели камера так не вовремя отказала?

Факт был налицо.

У него не было фотографий удивительных картин, не было доказательств того, что он их действительно видел…

Но он их видел!

Перед глазами Старыгина отчетливо стояли обе картины, обе «Тайные вечери», в его профессиональной, прекрасно тренированной памяти запечатлелись, как на самой лучшей фотографии, живые и выразительные лица сотрапезников.

Запечатлелась и таинственная надпись на второй картине — две строчки — «Secretum Secretorum» и «Каждый из тринадцати хранит свою часть тайны».

Это не был сон, не была галлюцинация — ни сон, ни галлюцинация не могут быть такими подробными, такими яркими и отчетливыми. Но тогда что же это было? Как все это объяснить?

— Простите, синьор, вам помочь?

Старыгин опомнился.

В волнении от неожиданного открытия он достиг уже собора Сан-Марко, обошел площадь и свернул к музею Коррер. Машинально предъявил на входе временный пропуск, который выдали ему вчера, прошел несколько залов музея, погруженный в свои мысли, и едва не налетел на музейного служителя, сухопарого мужчину лет пятидесяти в черном пиджаке с логотипом музея. Тот смотрел на странного господина с вежливым недовольством.

— Извините, — смущенно проговорил Старыгин, — я ищу госпожу Анджелу Контарини… доктора Контарини.

Он назвал имя своей коллеги для того, чтобы успокоить служителя, дать ему понять, что он — не сумасшедший, не подозрительный тип, а музейный работник. И его попытка удалась.

— Ах, так вы знакомый доктора Контарини! — Взгляд служителя потеплел. — Кажется, она находится в двенадцатом зале, это вон в том направлении…

Старыгин вежливо поблагодарил служителя и пошел в нужную сторону.

Он прошел несколько комнат, машинально разглядывая представленные в них картины. Картины были первоклассные, но Дмитрия Алексеевича трудно было чем-нибудь удивить, он повидал много первоклассной живописи. Задержался он только возле знаменитых «Венецианок» Витторе Карпаччо — две повидавшие всякого стареющие куртизанки с невозмутимым видом сушат на балконе, залитом солнцем, волосы, выкрашенные в знаменитый золотистый цвет…

В каком-то старинном трактате Старыгин читал в свое время, что сушить волосы после краски нужно было обязательно на солнце. Он полюбовался еще на собак и птиц, окружавших куртизанок, подмигнул павлину и пошел дальше.

Однако в следующем зале остановился как вкопанный.

Перед ним был портрет мужчины лет сорока.

На первый взгляд в этом портрете не было ничего особенного — Старыгин повидал немало таких работ. Что же привлекло его внимание? Что заставило его остановиться?

И тут же он понял.

Лицо этого человека было ему знакомо.

Он видел его на обеих картинах в призрачной церкви Сан-Деметрио — на одной картине этот человек был в запыленном плаще нищего странника, спутника Иисуса Христа, на другой — в роскошном камзоле венецианского патриция.

Так или иначе, это, несомненно, был один из тринадцати персонажей Тайной вечери.

Старыгин подошел ближе к портрету.

На табличке под ним было написано:

«Мастерская Якопо Робусти, прозванного Тинторетто. Портрет графа Джироламо Вилланова».

Ну конечно, мастерская Тинторетто…

Старыгин внимательно осмотрел портрет.

В правом нижнем углу он разглядел мелко написанные белые цифры — 26–17.

Фрагмент Евангелия, в котором повествуется о последней трапезе Христа с учениками, о Тайной вечере…