Грэм Барнет - Его кровавый проект

Мистер Финлейсон кивнул, как будто удовлетворенный моими словами. Кенни Смок вынул трубку изо рта и сказал:

— Все мы знаем, что невозможно уследить за пятьюдесятью овцами на склоне холма. Мальчик сказал, что сожалеет, разве не следует на этом закрыть дело?

Лаклан Брод посмотрел на него.

— Вот что я скажу, мистер Мёрчисон, — не вашего барана забили до смерти, и, хотя все мы ценим ваше гостеприимство, я не вижу, какое отношение ваше мнение имеет к данному делу.

Его брат захихикал и заерзал на стуле.

Мистер Финлейсон поднял руку, чтобы предотвратить дальнейший спор, и обратился к Лаклану Броду:

— Тем не менее мистер Мёрчисон совершенно прав, заявляя, что нелегко уследить за скотиной, и если была допущена ошибка, то непреднамеренная и без злого умысла.

— Злого умысла в этом мальчишке хоть отбавляй, — сказал Брод, направив на меня толстый палец.

Мистер Финлейсон заявил, что мы здесь не для того, чтобы делать оскорбительные замечания, но если мистер Маккензи желает задать мне какие-нибудь вопросы, он волен так поступить.

Брод ограничился тем, что пробормотал что-то о невозможности вытянуть из меня хоть слово правды.

Мистер Финлейсон подождал, пока в комнате несколько мгновений простоит тишина, а потом заявил, что если все удовлетворены услышанным, он должен вынести решение по этому делу.

— Я предлагаю, — сказал он, — чтобы Джон Макрей заплатил Лаклану Маккензи за потерю барана компенсацию в тридцать пять шиллингов — такова рыночная цена животного.

— А как насчет зимней кормежки и трудов, которые я потратил, чтобы вырастить его? — спросил Брод.

Калум Финлейсон, похоже, всерьез задумался над его вопросом.

— Если б ты продал животное на рынке, тебе не возместили бы эти расходы. К тому же в придачу к тридцати пяти шиллингам у тебя теперь будет шерсть и мясо твоего барана.

— Ага — то, что от них останется после того, как над ним потрудились вороны, — сказал Брод.

Мистер Финлейсон не обратил внимания на его слова и повернулся к моему отцу, чтобы спросить, устраивает ли его такое решение. Отец коротким кивком дал понять, что устраивает.

— Сдается мне, вы отпускаете мальчишку без наказания, — настаивал Лаклан Брод. — Наверняка он должен быть еще как-то наказан.

— Что ты предлагаешь? — спросил констебль. — Публичную порку?

Отец уже как можно основательней поколотил меня перед сестрами и братом, но я не думал, что в моих интересах это разглашать. И отец тоже не счел нужным упомянуть об этом.

— Я могу придумать и кое-что похуже, — сказал Брод, в упор уставившись на меня. — Возможно, мы смогли бы выбить правду из коротышки.

— Ага, выбить правду из коротышки, — повторил Эней Маккензи.

Калум Финлейсон встал и наклонился через стол к этим двоим.

— Я пришел сюда не для того, чтобы слушать сквернословие и оскорбления, — сказал он. — Мальчик откровенно признался в своих поступках, за что его следует похвалить. Я предложил уладить дело в твою пользу, но если такое решение для тебя неприемлемо, я предлагаю препоручить дело полиции.

Лаклан Брод зверем уставился на него. Предложение было почти неосуществимым, поскольку означало путешествие в семьдесят миль в Дингуолл; кроме того, к любому отказу согласиться с решением констебля плохо отнеслись бы в общине.

— Может быть, фактор заинтересовался бы случившимся.

— Могу заверить, что фактора интересуют более важные дела, чем потеря барана, — сказал мистер Финлейсон. — Поскольку мистер Макрей принял мое предложение, советую тебе сделать то же самое.

Лаклан Брод жестом дал понять, что соглашается с приговором. Мой отец, который едва ли подал голос во время разбирательства, поднял морщинистый палец. Констебль спросил, хочет ли он что-нибудь сказать.

— Насчет оплаты, — сказал отец.

— Да? — переспросил мистер Финлейсон.

С некоторым трудом отец объяснил, что, хотя согласен с приговором, в данное время у него нет тридцати пяти шиллингов, даже близко нет.

Это очень развеселило Лаклана Брода и его брата.

— Жаль такое слышать, Джон Черный, — сказал Лаклан. — Может, мне забрать вместо денег твою мрачную дочурку? Уверен, что смогу заставить ее улыбнуться.

— Мы оба сможем заставить буку улыбаться, — с глупым хихиканьем вставил Эней Маккензи.

Кенни Смок встал и наклонился через стол.

— Я не потерплю таких разговоров в моем доме, Лаклан Брод.

— Может, ты предпочитаешь, чтобы я взял одну из твоих дочерей? — спросил тот. — Старшая уже совсем созрела.

Кенни Смок побагровел, и я не сомневался, что он бросится на Лаклана, но Калум Финлейсон встал и положил ладонь ему на грудь.

Лаклан Брод разразился смехом, скрестив руки на груди. Кенни Смок еще несколько мгновений стоял, сердито глядя на Брода, а тот в ответ самодовольно ухмылялся. Отец пристально смотрел на стол перед собой. Я видел, как под столом его руки теребят грубую ткань его бриджей.

В конце концов Кенни Смок снова сел, и мистер Финлейсон, без сомнения, желая закрыть обсуждение, продолжал:

— Учитывая стесненные обстоятельства мистера Макрея, я предлагаю, чтобы сумма выплачивалась по одному шиллингу в неделю до тех пор, пока не будет выплачена целиком.

Лаклан Брод пожал плечами.

— Пусть будет так, — издевательски сказал он, — я бы не хотел послужить причиной каких-нибудь затруднений для моего бедного соседа.

На том обсуждение и закончилось.

Лаклан Брод отодвинул свой стул и дважды хлопнул брата по бедру в знак того, что они уходят.

После их ухода Кенни Смок длинно вздохнул и произнес ругательство, которое я не в силах здесь повторить. Мистер Финлейсон сказал мне, что я хорошо держался. Кенни Смок подошел к шкафу и принес бутылку виски и четыре стакана, которые расставил на столе между нами. Я был благодарен, что он поставил стакан и для меня, но, прежде чем виски было разлито, отец встал и поблагодарил мистера Финлейсона за честное разбирательство, хотя мне невольно подумалось, что он с радостью согласился бы на предложение Лаклана Брода выпороть меня. Кенни Смок умолял отца остаться и выпить вместе со всеми, но тот отказался. Потом ткнул меня в руку, и мы ушли.

Я боялся, что дома меня ждет новая порка, но меня просто оставили без ужина.

Я лежал на спине, воображая, как Кенни Смок и Калум Финлейсон пьют виски и смеются над этим происшествием, а отец в это время в надвигающихся сумерках посасывает свою трубку.

Моя камера в Инвернессе имеет пять шагов в длину и два в ширину. Пара досок, привешенных к стене и покрытых соломой, служит мне постелью. В углу стоят два ведра — над одним я моюсь, в другое справляю нужду. Высоко в стене напротив двери прорублено незастекленное окно размером с человеческую голову. Стены толстые, и только прижавшись спиной к двери, я вижу прямоугольник неба. Думаю, окно здесь не для того, что позволить обитателю камеры что-то увидеть, а скорее для того, что впустить сюда немного воздуха. Тем не менее, когда тебя ничто больше не отвлекает, просто удивительно, сколько развлечений может доставить наблюдение за медленными изменениями маленького кусочка неба.