Джоан Друэтт - Рассказы о Вике Коффине

Очевидно, это было не так, потому что капитан с туповатым выражением лица произнес:

— Мое зеркало исчезло?

Затем, когда известие дошло до него, он разъярился, возможно потому, что это зеркало напомнило ему его неудавшееся сватовство. Он повернулся к своему брату и резко сказал:

— После того как посадишь убийцу под замок, обыщи весь полубак снизу доверху.

Убийца? Вик запаниковал. Он сделал шаг назад, протестуя:

— Вы не можете называть меня убийцей, сэр, ведь вы же даже не начали расследование этого дела.

— Кто другой, черт тебя побери, может им быть? Альфонсо за свои делишки был изолирован в носовом трюме, и никто перед тобой не открывал люка. Ясно, что именно ты и убил его.

— Альфонсо был мертв, когда я спустился в трюм!

— А кто же еще мог это сделать? — этим вопросом старпом вступил в перекрестный допрос. — Дух? Привидение? Кто кроме тебя? Кок клянется, что вчера вечером, когда он относил в трюм ужин, Альфонсо был еще жив. Затем, поднявшись, он закрыл люк и запер его, в чем я уверен, так как сам проверял наличие болта в задвижке. В это время я слышал, как Альфонсо кричал проклятия по-португальски и буянил как сумасшедший койот, так что мы знаем наверняка, что он был жив в это время. Этот люк не открывался до четырех-тридцати нынешнего утра — вся чертова команда присягнет в этом. Ты был первым человеком, открывшим люк и спустившимся вниз — и ты был последний, кто видел его живым.

— Почему вы так уверены в том, что ночью никто не спускался в трюм?

— Потому что ночной вахтенный поклялся в этом, малыш!

Вик с тревогой подумал, что дело приобретает плохой оборот. На борту судна несли только якорную вахту — офицер и три матроса, менявшиеся каждые четыре часа, — так как «Обязательный» находился не в открытом море, а стоял на швартовых в укромной бухточке к югу от мыса Кейп-Фрио, где капитан закупал у фермеров провизию, которая здесь стоила гораздо дешевле, чем в Рио. Однако, хотя вахта и была малочисленна, палуба не оставалась без наблюдения. Вик сам был одним из вахтенных, и он отчетливо помнил, что квадратный люк был весь на виду при лунном свете, и если кто-то, вытащив болт, поднял бы крышку люка, то вахтенный наверняка бы его увидел.

— Клянусь, он был уже мертв, когда я спустился в трюм, — настаивал Вик. — Должно быть, последним его в живых видел кок. — Конечно, кроме убийцы, тут же подумал он.

— У тебя есть свидетель? — спросил капитан.

— Нет, я был один.

— А почему ты вообще там очутился?

— Кок послал меня с завтраком для Альфонсо.

Капитан кивнул — тут все сходится. Когда мистер Старбак обнаружил, что Альфонсо не реагирует на приказания, хотя офицер выражался громко и четко, он приставил к бразильцу Вика, который знал португальский.

— И что случилось далее?

— В трюме царила тишина — ни звука, ни малейшего движения. Спустившись, я поставил блюдо на палубу, чтобы руки были свободными. Я подумал, что он мог... ну, затаиться, приготовиться к нападению...

Вик поёжился, вспоминая густые тени, едва рассеиваемые лучом тусклого утреннего света, проникающего через иллюминатор в борту носового трюма. Тяжелые палубные бимсы нависали низко над головой, и помещение казалось удушающее тесным. Это место и для карцера было слишком неприятным, но бразилец заслужил его своим непредсказуемым и бешеным нравом, когда он обнажил нож в драке другим матросом.

— Ну, и когда ты нашел его, — продолжил капитан, — что произошло далее?

— Ничего не произошло — он был мертв!

Ощупав кучу тряпья, лежащую прямо под бортовым иллюминатором, Вик мгновенно понял каким-то сверхъестественным чутьем, что Альфонсо мертв.

— То есть ты продолжаешь петь старую песенку, — вмешался старший помощник.

— Да зачем мне его убивать? У меня нет никаких причин!

— Затем, что он напал на тебя, — немедленно парировал Старбак. — А как я заметил, ты можешь постоять за себя.

Мистер Старбак был прав. Вику в этом рейсе пришлось несколько раз подраться, а так как он был крупным мускулистым малым, то пока во всех стычках он одерживал верх.

— Также ты должен был быть раздражен на него по причине того, что тебя поставили заниматься этим бесполезным лодырем, — продолжил мистер Старбак. Употребление слова «лодырь» у китобоя означало наивысшую степень презрения по отношению к некомпетентному матросу. — На тебя возлагалась обязанность ознакомить его с азами работы, так как он не говорил по-английски, а ты мог общаться с туземцами. И ты провалил эту работу, черт подери! Все, что ты должен был делать — это переводить ему, но он так ничему и не научился.

— Я в самом деле переводил! — запротестовал Вик, вспоминая, как Альфонсо, волоча ноги по палубе, не обращал никакого внимания на его крики по-португальски. Это порой взбешивало, и были моменты, когда Вик хотел просто прибить бразильца.

И он добавил:

— То есть, до того момента, когда я понял, что он глухой.

Оба мужчины уставились на Вика, и капитан Смит воскликнул:

— Глухой?

— Так точно, сэр. Глухой как пень. Не слышал ни звука.

— Но никто не знал, что он глухой!

Вик удивился:

— Никто?

Мистер Старбак покачал головой:

— Никто. Ты должен был доложить мне, малыш.

— Но Мигель, его брат…

— Нет, Мигель ничего такого не говорил. Да и как он мог, если не говорит по-английски?

Вик погрузился в молчание, потому что старпом был прав. Затем он заметил:

— Но ведь у нас не было никаких проблем с Мигелем по поводу исполнения им работ.

Капитан обменялся взглядом со своим братом и тот сказал:

— Он старше, да и потолковей. Бог его знает, что творится в его голове, когда он исполняет полученные приказы, но он спокойный парень, старающийся выполнить работу как можно лучше.

Вик кивнул. Он находил Мигеля как человека угрюмого, преследуемого мрачными призраками прошлого. Но он, в отличие от своего брата, действительно старался хорошо работать.

Вик произнес:

— Он — то есть Мигель — рассказывал мне, как Альфонсо потерял слух. Это целая история.

— История?

— Альфонсо оглох из-за насекомых, сказал он.

— Насекомых? — воскликнул капитан.

— Точно так. Это произошло в детстве — Альфонсо было четыре или пять лет. Мигель был старше на несколько лет, и в отсутствии других членов семьи он присматривал за малышом. Как-то ночью он проснулся от криков, издаваемых младшим братом, который неистово тер свои уши. Присмотревшись, Мигель заметил насекомых, ползающих в его ушах. Он зажег лампу и пытался выковыривать их щепкой и проволочкой, но барабанные перепонки Альфонсо оказались начисто съеденными этими насекомыми.

— Боже мой, — с отвращением произнес капитан, — ничего подобного мне раньше не приходилось слышать.