Джон Робертс - SPQR V. Сатурналии

Я отправился в таблинум, поднявшись по нижней части склона Капитолия, где храмы тесно жались друг к другу на нашей самой священной земле.

Государственный архив находился в огромном, вытянутом здании, украшенном рядами внушительных арок и колонн и статуями на той стороне, что выходила на Форум. Остальная часть была без украшений, что внутри, что снаружи, и смахивала на склад.

До известной степени это и было складом. В нем помещались все государственные записи, которые не хранились по древней традиции в одном из храмов. Существовали различные религиозные объяснения, почему записи казначейства находятся в храме Сатурна, а архив эдилов – в храме Цереры, и так далее, но я думаю, так сделали просто для того, чтобы мы не потеряли все наши записи в одном-единственном пожаре. Стены таблинума были продырявлены ячейками и опоясаны полками, содержащими документы во всех мыслимых формах: здесь преобладали свитки, но имелись и деревянные таблички, пергаменты и даже иностранные договоры, написанные на пальмовых листьях. Люди, пребывавшие в самом напыщенном умонастроении, оставили таблички, нацарапанные на листах свинца, выдавленные на пластинах из обожженной глины или высеченные на камне. Те, кто желали оставить документы выдающегося великолепия, вырезали их на полированном мраморе.

По большей части это были бесполезные упражнения. Лично я думаю, что глиняные таблички проживут дольше всего. Свинец тает при невысокой температуре, и многие люди не осознают, как легко огонь повреждает мрамор. В любом случае уцелеет не так уж много предметов, которыми завален табуларий, как бы он ни погиб.

На втором этаже, на полной воздуха стороне, выходящей на Форум, находился Зал судебных документов. Как и остальным заведением, этим разделом заведовали государственный вольноотпущенник и рабы. Все они отлично умели только запасать документы, заботиться о них и запоминать, где что лежит. В то время заведующим-вольноотпущенником был Ульпий, человек с сухими и косными манерами, без сомнения, почерпнутыми из его окружения.

– Чем я могу помочь тебе, сенатор? – спросил он.

Его латынь имела легчайший оттенок испанского, хотя он, наверное, прибыл в Рим еще ребенком.

– Мой друг, мне нужна информация о Гармодии. – Я благожелательно улыбнулся. В преддверии Сатурналий принято по-дружески разговаривать с рабами и вольноотпущенниками.

Заведующий заморгал, но не купился на мой тон.

– Гармодия? Это женщина?

– Форма имени заставляет прийти к такому логическому умозаключению, – ответил я. – Я ищу любые судебные записи, касающиеся женщины по имени Гармодия.

– Понимаю. И у тебя нет об этой женщине никакой информации, кроме имени?

– Верно, – весело ответил я.

– Хм. Если б ты знал, рабыня ли она, вольноотпущенница или свободная, это могло бы помочь делу.

– Боюсь, я этого не знаю.

– Может, знаешь, жива она или мертва?

– Не имею ни малейшего понятия.

– А ты не рассматривал возможность посоветоваться с кумской сивиллой?

Это по-прежнему было сказано сухо, но с явной ноткой сарказма.

– Послушай, – сказал я, – меня наняли для важного расследования…

– Какой тебя нанял консул, претор, трибун, иудекс, расследовательская комиссия или другая уполномоченная персона или группа людей? Или, может, ты имеешь специальные полномочия от Сената?

Придирчивый бюрократ вроде Ульпия наверняка должен был задавать подобные вопросы. Я так привык справляться с подобными нескромными расспросами с помощью болтовни, что мне пришлось на мгновение задуматься, прежде чем я вспомнил: у меня ведь и вправду есть своего рода официальное прикрытие.

– Я работаю на трибуна Квинта Цецилия Метелла Пия Сципиона Назику…

Так, отлично, оглушительное имя!

– …и избранного в трибуны Публия Клодия Пульхра.

– Понятно, – вздохнув, сказал Ульпий, разочарованный, что не может дать мне от ворот поворот несколькими резкими словами. – Но у меня очень мало надежды тебе помочь, если ты знаешь только имя.

– Я как раз собирался сказать: один из моих осведомителей в данном расследовании упомянул Гармодию, которая могла встретить печальную судьбу. Думаю, это должно было случиться в течение последних недель.

– Есть еще что-нибудь, что могло бы сузить круг исследований, так сказать?

– Наверное, она пришла из сельской местности или из ближайших деревень, и я думаю, она могла продавать травы.

– Полагаю, это поможет, – мрачно сказал вольноотпущенник. – Было бы еще лучше, если б мы знали, в каком районе живет эта женщина – вернее, жила. Тогда мы хотя бы узнали, представляли ли дело, в которое она впуталась, на рассмотрение претора перегринов [40] Претор перегринов – должностное лицо, в обязанности которого входило регулирование дел с участием иностранных граждан. или одного из других преторов.

Он повернулся и щелкнул пальцами. Тут же шесть человек ринулись вперед. Ульпий отбарабанил им инструкции – как будто они в них нуждались. Конечно, все эти люди слушали наш разговор. Они отправились к полкам и начали перебирать документы с изумительной быстротой и ловкостью. Такая работа требовала поразительной памяти, потому что документы хранились практически бессистемно. Каждому рабу, вольноотпущеннику или его ученику просто приходилось мысленно представлять, как все расположено в его отделении.

Пока продолжались поиски, я подошел к одной из арок и, прислонившись к бюсту Геродота, посмотрел вниз, на суету Форума. Старый грек, казалось, не одобрял процветания Рима – судя по тому, как он хмурился. Он, наверное, думал, что всем должны заправлять Афины. Что ж, они получили по заслугам – за то, что были политическими и военными идиотами.

Несмотря на мрачные предсказания Ульпия, спустя несколько минут юный раб вернулся с папирусом, который выглядел почти новым.

– Это утренний отчет, предоставленный городскому претору в девятый день ноября, – сказал мальчик. – Тем утром женщина по имени Гармодия была найдена убитой на Марсовом поле, рядом с цирком Фламиния. Владельцы ближайших палаток опознали женщину как продавщицу трав из Маррувия.

Я ощутил легкий прилив того чувства, которое ощущал всегда, когда кусочек головоломки вставал на место. У философов, наверное, есть для такого чувства греческий термин. Маррувий находился в самом сердце территории марсов.

– Есть еще что-нибудь? – спросил я.

– Я проверил утренние рапорты и записи судов. Никого не задержали за убийство, – ответил юный раб.

Ничего удивительного. Расследование преступлений в Риме в лучшем случае было делом удачи, а крестьянка, родом даже не из города, привлекла бы еще меньше внимания, чем большинство жертв.