Джон Робертс - SPQR V. Сатурналии

Жесткое разделение по рангам было символическим, потому что к концу церемонии все классы свободно перемешаются в память о Золотом Веке Сатурна, который отмечался этим ежегодным ритуалом. В отличие от остальных церемоний жертвоприношений никто – ни мужчина, ни женщина, ни раб, ни свободный – не носил головного убора: для всех такая торжественность исключалась из самого счастливого ритуала года.

Когда мы все собрались, авгуры вышли вперед и встали рядом с алтарем, наблюдая за небесными знамениями. Среди них был Помпей, одетый, как и остальные, в полосатую мантию – он держал в правой руке посох с крючком на конце. В следующие несколько минут простой люд едва дышал. Вечер был прекрасным, грома не было, и не появилось никаких птиц, говорящих о дурных знамениях. Авгуры объявили, что боги одобряют продолжение церемонии.

Теперь Юлий Цезарь совершил свой величественный выход, зашагав из храма через его огромный проем. У консула не было церемониальных причин появляться на сцене таким образом, но это же был Цезарь. Здесь он играл двойную роль: консула и верховного понтифика – высшего арбитра во всех делах, касающихся государственной религии.

Цезарь остановился рядом с алтарем и сделал полуповорот, царственно жестикулируя, как великий актер, каким он и был.

Через дверной проем мы едва могли рассмотреть огромную, потемневшую от времени статую бога и изогнутый нож в ее руке. Жрец и его помощники церемонно убрали полосы шерстяной ткани, обмотанные вокруг ног Сатурна и нижней части его туловища. В туманном прошлом мы захватили эту скульптуру в соседнем городе, поэтому его ноги были связаны, чтобы помешать Сатурну покинуть территорию Рима. Божество освобождали только на время его праздника. Все люди разом вздохнули, когда упала последняя полоса ткани.

Цезарь следил за горизонтом и садящимся солнцем, как будто лично за него отвечал. Поскольку портик храма был обращен на северо-восток, наблюдать было нелегко. Когда последний отблеск исчез с позолоченного фронтона курии Гостилии, где в древности собирался Сенат, Юлий Цезарь снова сделал жест, и жертвоприношение началось.

Поскольку Сатурн – прежде всего бог подземного мира, его ритуалы проводятся вечером. По той же причине в жертву ему предназначался черный бык вместо белого. Помощники ввели его вверх по ступеням – великолепное животное, черное, как полуночное небо, с вызолоченными рогами, все украшенное гирляндами. Толпа тревожно наблюдала за ним, потому что если б бык заартачился или начал издавать громкие звуки, это стало бы дурным предзнаменованием.

Но животное совершенно спокойно дошло до алтаря и терпеливо стояло, ожидая конца церемонии. Жрец и его помощники с различными эмблемами своей должности выступили вперед и встали рядом с быком. Началась самая главная часть ритуала. Один помощник поднял табличку с написанной на ней молитвой, и жрец начал громко ее читать. Как и все такие старинные молитвы, она была на языке столь архаичном, что никто не знал, о чем на самом деле в ней говорится, но ее следовало прочитать точно – отсюда необходимость таблички. Позади жреца изо всех сил дул в свой инструмент флейтист, чтобы проводящего ритуал не отвлекали неподобающие звуки вроде чихания или кашля. Заставить все население Рима стоять тихо во время длинной молитвы, не издавая никаких звуков, – само по себе чудо.

Все мы стояли, слегка вытянув руки на уровне талии, ладонями вниз, как и полагается, когда обращаешься к божеству подземного мира.

Молитва кончилась, помощник размахнулся огромным молотом, и бык беззвучно рухнул на колени. Он был уже мертв, когда жрец перерезал ему глотку.

Другие помощники поймали хлынувшую кровь в золотые чаши, принесли их к стоку перед алтарем и вылили кровь туда, чтобы она стекла в дыру, уходящую в землю под храмом. Для небесного бога кровь выливают на алтарь.

Теперь вышли вперед гаруспики в своих этрусских мантиях, нараспев произнося что-то на этрусском языке. Они вскрыли брюхо быка, и оттуда вывалились внутренности. Гаруспики исследовали кишки и легкие, а потом некоторое время посовещались над печенью, переворачивая ее и так, и эдак, рассматривая ее изломы, ища бугры, уродства, пятна или другие странности, чтобы интерпретировать их, потому что каждая часть печени имеет особое значение, касающееся воли богов в определенных делах. Они что-то сказали жрецу, а тот поговорил с главой гильдии вестников, стоявшим рядом с ним.

Торжественно и необычайно величественно глава вестников прошагал к передней части портика и встал на верхней ступеньке. Он сделал глубокий-преглубокий вдох. У этого человека был, возможно, самый громкий голос в мире.

– IO SATURNALIA! [47] « Io Saturnalia !» – «Ура Сатурналиям!», «Да здравствуют Сатурналии!» – приветственный возглас во время этого праздника. – взревел он, и его, наверное, услышали в Цизальпийской Галлии.

С этим криком толпа взревела, и начался праздник.

Крики « Io Saturnalia! » раздавались со всех сторон. Каждый гражданин, от консула до вольноотпущенника, сорвал свою тогу – одежду, отличавшую граждан от рабов и чужестранцев. На время праздника все мы равны – во всяком случае, притворяемся, что это так.

Сложив свою тогу и сунув ее под мышку, я спустился по ступеням туда, где патриции быстро смешивались с обычным людом. Среди волнующегося моря голов было трудно найти головку одной маленькой женщины. Но я был выше большинства, и меня не так уж трудно было заметить.

– Io Saturnalia , Деций! – крикнула Юлия, врезавшись в меня, как галера, таранящая другую галеру. Она обхватила меня руками и наградила звучным поцелуем.

В эту пору, когда нарушались правила, дозволялась такая нескромность, немыслимая в другие времена, тем более что мы еще не были женаты.

– Io Saturnalia , Юлия! – сказал я, когда снова смог дышать. – Давай найдем какое-нибудь местечко, где сможем поговорить.

Пока мы протискивались сквозь толпу, я заметил Гермеса и, не подумав, протянул ему свою тогу.

– Отнеси ее домой! – окликнул я его.

– Отнеси ее сам, Деций, – ответил он, отворачиваясь. – Io Saturnalia!

Юлия смеялась так, что слезы потекли по ее лицу. Обнявшись, мы двинулись дальше раскачивающейся походкой, пока не нашли винную палатку перед базиликой Семпронии, где купили две грубые глиняные чаши, полные еще более крепкого вина, и сели у постамента статуи Фабия Кунктатора [48] Квинт Фабий Максим Кунктатор (Медлитель) – военачальник и политический деятель из патрицианского рода Фабиев. В качестве диктатора возглавил римскую армию в 217 году до н. э. Применял тактику уклонения от решающих битв, мелких стычек и «выжженной земли». в углу ступеней базилики. Старина получил этот странный титул – Медлитель – за то, что очень осторожничал во время вступления в бой с Ганнибалом. То был редкий случай, когда римского лидера удостоили титула за демонстрацию явного здравого смысла.