Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

— А почему вы сейчас вспомнили о нем? — спросил Михаил с острым любопытством.

— Ну, может быть, потому, что человека характеризует не только то, о чем он охотно говорит, но и то, о чем он умалчивает. Егор Иванович — добрейшая душа, он не из тех родственников, которых стоит стыдиться, но… странное дело, брат никогда о нем не упоминает… Не правда ли, любопытно?

Михаил так и не нашелся, что ответить, потому что подали кофе, но слова графини навели его на определенные размышления. «Назарьевы умалчивают о приезде генеральши… почему? А Вера Андреевна… она действительно умна или просто умеет приноровиться к разговору с любым человеком, высказывая где-то когда-то подслушанные умные мысли? Хотел бы я знать…»

— Кстати, о родственниках, — начал Михаил. — Может быть, госпожа графиня, вам интересно будет услышать, что Наталья Денисовна Меркулова является троюродной сестрой Глафиры Васильевны Назарьевой.

— Это мне уже известно, — отмахнулась Вера Андреевна. — Ничего нового вы мне не сообщили.

— Но в нашу предыдущую встречу вы сказали…

— С тех пор я успела навести кое-какие справки. — Сухо улыбнувшись, графиня отпила из своей чашки.

— Госпожа Меркулова завтра прибывает в Баден. — Михаил впился взглядом в лицо собеседницы, но так и не смог прочитать на нем, известна ли ей уже эта новость.

— Чего и следовало ожидать, — усмехнулась графиня. — Осоргин уехал вчера вечером.

— Вот как? Может быть, вы даже знаете, куда?

— Конечно, знаю, — парировала Вера. — В Саксон-ле-Бен. Собственно, он должен был уехать еще два дня назад, но задержался.

— Из-за дамы по имени Диана? — невольно спросил писатель, припомнив женщину в экипаже.

— Нет, разумеется — у него в казино пошла выигрышная полоса. От этой дамы ничего не зависит — она готова ездить за ним повсюду, если он ее не гонит.

Михаил открыл рот, но так и не придумал, что бы такого сказать.

— А вы совсем не знаете жизни, — неожиданно промолвила графиня, испытующе глядя на него. — Для писателя это большой недостаток. Скажите, почему вы пришли ко мне сегодня? Только правду.

— Назарьевы были очень добры ко мне, — пробормотал писатель. — И… очень откровенны. Однако они скрыли от меня, что их родственница приезжает. Почему?

Вера допила кофе и поставила чашку на столик.

— А вы подумайте. В конце концов, если от вас что-то скрывают, значит, не хотят, чтобы вы это знали.

— Я слишком низко стою, чтобы удостоиться общения с госпожой генеральшей? — спросил Михаил мрачно.

— Говорят, — уронила Вера, проигнорировав его вопрос, — что Глафира Васильевна надеется на то, что Натали поможет подыскать жениха для Анастасии.

Михаил понял, и краска бросилась ему в лицо.

— Но ведь Натали… то есть госпожа Меркулова… Я слышал, что она не общалась с троюродной сестрой много лет! Зачем же ей так стараться для… для…

— И зачем приезжать в Баден-Баден, когда было бы достаточно написать письмо, — в тон ему отозвалась Вера. — Да и Назарьевы тоже могли бы никуда не ездить.

— Вы что-то знаете, сударыня? — спросил Михаил после паузы.

— Ничего определенного, — спокойно отвечала его собеседница.

— И все же?

Вера улыбнулась, и, бог весть отчего, эта улыбка взбесила писателя.

— Вам нравится говорить загадками… — начал он.

— А вам нравится их отгадывать, иначе вы бы здесь не были. Хотите совет?

— Еще одна загадка?

— Если угодно. Так вот: не принимайте дела Назарьевых близко к сердцу. И их самих — тоже.

— Понятно, — пробормотал Михаил, растирая лоб. — Вы считаете, что у меня нет шансов. — Он вздохнул. — А ведь я ни слова не сказал о том, что Анастасия Петровна мне нравится. Неужели я настолько… предсказуем?

Однако тут Вера Андреевна предпочла его ошеломить, чисто по-женски круто переменив тему.

— В «Золотом рыцаре» хорошая читальня? — спросила она.

— Простите? — Михаил вытаращил глаза.

— Говорят, там хорошая читальня, и русские газеты тоже есть.

— Но я не понимаю… — начал писатель в изумлении.

— А стоило бы.

Вошла горничная, неся на подносе конверт, украшенный гербами, и сообщила, что его только что доставил нарочный, который дожидается ответа. Графиня сломала печать, пробежала письмо и повернулась к гостю.

— Впрочем, Михаил Петрович, можете делать, что хотите, — добавила она уже совершенно другим тоном. — А теперь прошу извинить, меня ждут неотложные дела.

— Разумеется, — сказала Глафира Васильевна, — ты наденешь палевое платье.

Анастасия надулась.

— Но я не хочу палевое… Бледно-желтый, фу! Такой цвет сейчас никто не носит!

— Глупости, — отрезала Глафира Васильевна. — Платье тебе очень идет, ты в нем выглядишь как ангел… Фифи, перестань лаять! Петр Николаевич! Петр Николаевич, пойди сюда…

Покосившись на дочь, Глафира Васильевна решительно отвела мужа в сторону.

— Я надеюсь, ты не оставлял ее сегодня одну с Михаилом Петровичем? — многозначительно спросила почтенная дама.

— Я только на три минутки заглянул в читальню, — ответил Петр Николаевич, умоляюще глядя на жену, и по его тону, по выражению лица Глафира Васильевна тотчас же поняла, что три минутки растянулись на час, а то и больше.

— Петр Николаевич, ну что такое! Я же просила тебя…

Фифи, бегавшая по комнате, снова залаяла.

— Просила проследить, чтобы этот щелкопер не гулял с Настенькой! — понизив голос, выпалила Глафира Васильевна. — Петр Николаевич, ну ей-богу…

— Он не щелкопер, — сделал попытку вступиться за молодого человека глава семейства, — он литератор.

— Литератор! — вскрикнула Глафира Васильевна, воздевая руки, — как же ты не понимаешь, Петр Николаевич! При покойном государе Николае Павловиче слово «литератор» звучало гордо, не то что нынче! Начнешь читать биографию литератора, так там — и тайный советник, и орденов кавалер, и вообще рисуется со всех сторон уважаемая личность… Теперь совсем, совсем не то! И повестушку его я не смогла осилить, и сам он, по правде говоря, доверия не внушает…

— Как же не внушает доверия, когда он нам столько помогал, — пропыхтел Петр Николаевич, утирая лоб платком. — Рассказал, где лучше всего менять деньги, город показал, и вообще…

— И вообще у него ни гроша за душой, — прошептала Глафира Васильевна, оглядываясь на дочь. — А ну как он в голову заберет, что имеет право к Настеньке свататься? А она? Ведь она, не ровен час, может им увлечься.

Петр Николаевич молчал, глядя в угол, и выражал свой протест только сопением чуть громче обычного, но и этого было достаточно его дражайшей половине, чтобы она ринулась подавлять в зародыше зреющий бунт.

— Совсем он нам не пара, совсем, — промолвила она, сокрушенно качая головой. — И Настеньке ни к чему с ним общаться. Я так думаю, ты должен отказать ему от дома.