Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

«Закажу себе приличную одежду, пошлю денег матушке, куплю конверт, сургуча… А потом посмотрим».

Он старался сосредоточиться на размышлениях о деньгах, потому что мысли об Анастасии доставляли ему почти физическую боль. Но Михаилу не удалось покинуть гостиницу незамеченным: на лестнице, заставленной экзотическими растениями в кадках, он угодил в цепкие лапы Тихменёва.

— Новость слышали? — спросил редактор. — Слухи ходили уже некоторое время, но им никто не хотел верить…

— Что за новость?

— Максимилиана-то расстреляли!

— Как расстреляли?

— Да вот так. Шлепнули мексиканцы императора, и все. Горячий народ! Послушайте, о вас в Бадене многие теперь говорят, наши русские так очень заинтригованы… И княгиня Хилкова просила меня привести вас к ней.

— Нет, — отрезал Михаил и сбежал, даже не прощаясь. Платон Афанасьевич, открыв рот, с недоумением смотрел ему вслед.

«Ка-акой стал! Княгинями пренебрегает! Раз у него теперь денег куры не клюют, так он и сочинять, наверное, не будет? Хотя… нет таких денег, которые нельзя было бы проиграть, как говорит Осоргин…»

Михаил зашел к банкиру и отправил часть денег домой, потом купил конверты и сургуч и двинулся дальше, заглядывая к портным и в лавки, попадающиеся ему на пути. Одежды было много, и готовой, и с чужого плеча, и ему обещали сшить по мерке все, что он захочет, но у него ни к чему не лежала душа. Он вдруг увидел, что Баден — всего лишь провинциальный город, в котором живут семь тысяч человек, и местные моды, если присмотреться, ушли недалеко от чепца Глафиры Васильевны. Мечта о новых часах тоже оказалась несбыточной: все часы, которые ему предлагали, были заложены теми, кто проигрался в казино. Михаил умом понимал, что кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает, но ему вдруг сделалось неприятной даже мысль, что он будет пользоваться вещью, которая оказалась у него из-за того, что ее прежнего владельца постигло несчастье. К тому же у торговцев, наживающихся за счет оказавшихся в беде игроков, как на подбор были такие мерзкие физиономии, что Михаил в сердцах решил вообще ничего у них не покупать. Он завернул на рынок, купил от нечего делать клубники и розу, которую вдел себе в петлицу, и на ходу стал поедать ягоды, как в былые безденежные дни.

«Чемодан мой в Оттерсвайере, надо бы съездить за ним и расплатиться с хозяйкой… Поеду на поезде, в первом классе».

Он заплатил за билет пятьдесят четыре крейцера — почти целый флорин, и кондуктор отыскал для него купе, где никого не было.

«Мог бы и пешком пройтись», — первым делом подумал он, выйдя на вокзале в Оттерсвайере.

Несмотря на свою симпатию к Михаилу, хозяйка, видя, что он уезжает, включила в счет даже обеды, которые ему не подавали, так как днем он обычно находился в Бадене. Но писатель не стал спорить, а заплатил и лишь тщательнее, чем обычно, пересчитал сдачу в ее присутствии.

«Все-таки Фёдор Михайлович в чем-то прав, — подумал он. — Ах, Европа, ах, цивилизация, а присмотришься — узенькие ничтожные людишки, такие же узенькие, как их паршивые загаженные улочки, и главное для них — побольше с тебя содрать».

На вокзале он хотел сэкономить и сесть во второй или третий класс, но решил не мелочиться и вновь с комфортом проехался в первом. Мысли его то и дело возвращались к Анастасии; он думал, что она делает теперь, и ему было больно осознавать, что он значит для нее куда меньше, чем она для него. Ища, чем бы отвлечься, он неожиданно вспомнил, что должен одному человеку в городе денег. Хотя было уже поздно, на баденском вокзале он взял извозчика и приказал везти себя на виллу Вильде.

— Я не верю своим глазам, — сказала Вера Андреевна, удачно изображая возмущение. — Где ванны из шампанского, кутежи и многочисленные камелии, — она покосилась на розу в петлице Михаила, — употребляемые не в качестве бутоньерки? Где скандалы, счета за десятки разбитых стекол, непомерные траты и катания по сонному Бадену на чахлых местных лошадях, которые по случаю вашего выигрыша изображают из себя лихую русскую тройку? Где, наконец, безумства, о которых еще несколько месяцев будут ходить восхищенные рассказы? Я требую безумств!

— Госпожа графиня, пощадите! — воскликнул Михаил смеясь и поднял руки, как человек, сдающийся в плен. — В конце концов, я катался, но не на тройке, а на поезде…

— Ах так!

— …до Оттерсвайера и обратно, но зато в первом классе. К тому же «Европа», куда я переселился, — гостиница не из дешевых.

— Но вы хотя бы разбили там что-нибудь?

— Нет, ничего. Но вы еще не знаете главного, Вера Андреевна: почти весь выигрыш я отдал Анастасии Петровне, потому что играл на ее деньги.

И он рассказал, что произошло вчера, умолчав только о том, каким образом ему удавалось так долго выигрывать.

— Получается, что, если бы не слова Натальи Денисовны, которую вы не слишком жалуете, вы бы ушли с пустыми руками, — подытожила графиня. — Михаил Петрович, я ничего не имею против донкихотства, но вы повели себя прямо-таки безрассудно.

— Позвольте с вами не согласиться, Вера Андреевна, — вежливо, но твердо прервал ее Михаил. — У меня были свои причины, чтобы поступить так, как я поступил. И, с вашего позволения, я бы не хотел больше об этом говорить.

«Он думал, что если откажется от денег, то растопит ее сердце, — решила графиня, поглядев на него. — Хорошо, что он все же получил какую-то часть, а то на него временами было просто жалко смотреть».

— Собственно говоря, — продолжал молодой человек, — я пришел сюда, чтобы вернуть ваш кошелек и деньги, которые вы мне так любезно дали.

И он положил кошелек на угол низкого столика, возле которого сидела графиня. Почти весь столик был занят подносом с письмами и визитными карточками, вазой, полной свежесрезанных цветов, причем полевых, и безделушками, так что Михаилу оказалось непросто найти на нем свободное место.

— Сегодня с самого утра, — капризно промолвила Вера Андреевна, — меня забрасывают расспросами о вас. Знакомые просто не дают мне проходу и требуют подробностей о том, кто вы и как вы могли столько выиграть. Из-за этого я даже не поехала на вечер к княгине Хилковой.

— Представьте, я тоже туда не поехал, — в порыве откровенности признался Михаил.

— У вас достаточно денег?

— Более чем.

— И что вы собираетесь с ними делать?

— Еще не знаю. Может быть, поеду в Париж.

— Вы хоть что-нибудь себе купили на ваш выигрыш?

— Купил. Сургуча на двадцать с чем-то крейцеров и конвертов на дюжину крейцеров. Я хотел только один конверт, но один мне отказались продать.

Значит, после своего баснословного выигрыша он собирался отправить лишь одно письмо, сообразила графиня. Интересно, кому — уж не родителям ли?