Ник Дрейк - Нефертити. «Книга мертвых»

— Тем хуже, — заметил мой напарник.

Я вынужден был согласиться.

Из гробницы вышла Нефертити, и Хети почтительно удалился, оставив нас наедине. Теперь мне было что сказать.

— Замечательную историю вы мне поведали при нашей первой встрече — про своего отца и вашу семью. Здорово вы меня надули.

Она спокойно на меня посмотрела.

— Когда растешь без родителей, то все время себе их придумываешь. Воображаешь их совершенными людьми. Чтобы восполнить все то, чего не было, придумываешь истории, и эти истории кажутся настоящими. Пока в один прекрасный день…

— Та самая правда.

— Да. Я представляла себе отца хорошим, чудесным, добрым человеком. Когда-то я верила, что он спасет меня. Верила, что увезет на своем белом коне и мы будем скакать вместе, всегда. В безопасности.

— Я мог бы уничтожить его ради вас.

Она помолчала, раздумывая.

— Нет. Ты мог бы его убить, но тогда он все равно остался бы во мне, в моей голове — навсегда. Возможно, это хуже. Возможно, все, что я могу, — это простить его. За то, что он со мной сделал. За то, что сделал с другими. Если я смогу это совершить, у него больше не будет надо мной власти.

Я снова был поражен, пришел в ужас.

— Простить его? Он использовал вашу жизнь, своего собственного ребенка, как средство к достижению цели, как путь к власти; угрожал убить вас и ваших дочерей. В нем нет любви.

— Это не означает, что мне не следует его простить. Любовь порождает любовь. Ненависть порождает ненависть. Месть порождает месть. Выбор за мной.

— Значит, вы примете его требования? Оставите перо у себя?

— Я должна. Выбора нет. Это крушение всего, над чем мы трудились, это конец мечте о лучшей жизни. Но я тебя предупреждала: мир заявляет свои права на нас, на меня, и я не могу сказать «нет». У меня достаточно власти, чтобы спасти тех, кого я люблю, и повлиять на дальнейший ход событий. У меня есть ответственность перед будущим.

И тут ко мне со всей ясностью пришла одна мысль.

— Я больше вас не увижу.

Она взяла мою руку в свои ладони.

— Я не забуду тебя.

И мы долго сидели так рядом.

Чтобы вернуться незамеченными, мы задолго до рассвета спустились из гробницы и начали переход по холодной темной равнине к городу и непостижимому будущему. Я посмотрел на Нефертити, Совершенную, которая шла рядом со мной. Она выглядела более спокойной и решительной, неотрывно смотрела вперед. Возможно, легче знать правду, какой бы жуткой она ни была, чем жить в неуверенности. Старшие девочки брели бок о бок с нами, все еще полусонные, а мы с Хети несли на плечах младших, которые то просыпались, то снова погружались в свои сладкие, чудесные грезы. Эхнатон плелся, уткнувшись взглядом в темную, бесплодную землю. Стражники Эйе следовали за нами на небольшом расстоянии.

Нефертити предпочла вернуться в Северный дворец, семейный загородный дом, расположенный в стороне от остального города и его предместий. Укреплен он был слабо, и ему недоставало жилых помещений для обслуги, поэтому безопасности ждать не приходилось. Но царица сказала, что у нее имеются свои причины, а кроме того, в изолированности дворца было свое преимущество. Затем вмешались внезапно пробудившиеся Меритатон и Мекетатон, тоже настаивая на Северном дворце, где они смогут навестить своих ручных газелей.

На расстоянии можно было разглядеть только бесконечную высокую кирпичную стену, которая, похоже, охватывала обширный участок земли, спускавшийся к берегу Великой реки. Окон в стенах не было, а крепкие деревянные ворота мы нашли, прибыв на место, наглухо запертыми. Я постучал несильно, насколько позволяла осторожность. В предрассветной тишине звук разнесся далеко и показался неестественно громким. В конце концов я услышал треск и скрип, и затем в воротах открылось маленькое окошечко. Настороженно моргая, выглянул старик, потом он вздрогнул от изумления и благоговейного страха, узнав ранних гостей, стоявших в запыленных царских одеждах, и принялся громко молиться. Страха в его глазах было больше, чем благоговения. У меня не было терпения ждать, и я колотил в тяжелые двери, пока он их не открыл. Старик пал ниц, продолжая молиться, поэтому мы перешагнули через него и вошли во двор. Привратник поднялся и пошел за нами, говоря, что дворец пуст, но он единолично с честью его охраняет.

— Я остался здесь совсем один, все остальные сбежали, но я знал, знал, что вы вернетесь, вот и ждал вас.

Он был похож на прислужника в таверне, рассчитывающего на чаевые. Нефертити тихо поблагодарила его за верность.

У внешней стены намело груды песка, и все внутренние двери и окна оставались закрытыми. Царица пошла впереди, открывая двери и переходя из одного пустынного приемного зала с колоннами в другой; в них гуляло эхо. Мы с Хети держались начеку, поскольку я не мог быть уверен, что здесь не прячутся чьи-нибудь вражеские силы, — Хоремхеба например. Но мы никого не обнаружили.

Стражники Эйе остались у ворот, поэтому мы с Хети караулили в главном дворе, пока Нефертити отводила дочерей в их спальни, чтобы девочки отдохнули и подготовились к грядущему дню. Эхнатон с мрачным видом последовал за ними. Мы наблюдали, как исчезают последние звезды, и вскоре нежнейший голубой цвет рассвета начал окрашивать купол неба. Луна медленно опустилась в Загробный мир. Где-то залаяли собаки, а на деревьях у реки завели нескончаемую болтовню птицы. Жизнь снова заявляла о себе.

Затем в дверях появился Эхнатон. Он посмотрел на показавшегося из-за восточных скал своего бога, Атона, похожего сейчас на красный осколок стекла. Но ни торжественности, ни желания воздать славу на лице фараона не отразилось. Он поднял руки в безмолвной молитве. Это выглядело бесполезным и безумным. Со всей почтительностью, на какую были способны, мы отвели глаза, надеясь, что нам не придется следовать примеру Эхнатона.

— Идем, я хочу кое-что тебе показать.

Повернувшись, он зашаркал назад, в пыльный коридор, и я пошел за ним, оставив Хети на страже. Мы некоторое время шли, пока не оказались у двойных дверей, покрытых великолепной резьбой. Эхнатон распахнул их и настоял, чтобы я вошел первым. Я очутился в квадратной комнате с высоким потолком. Потолка, собственно, не было, и стен было всего три, и на них художник воспроизвел видение Совершенной жизни. Были изображены зимородки в полете — их черные с белым крылья рассекали неподвижный воздух, пока они ныряли и выныривали из круга прозрачной воды; или на вечно длящееся мгновение усевшиеся на кивающие венчики огромных, в два раза выше человеческого роста, стеблей папируса. А потом произошла странная вещь: с коротким резким криком, вспыхнув сверкающими крыльями, в комнату метнулась тень и столь же внезапно исчезла в стене. Что я видел? Я не верил своим глазам.