Юрий Кларов - Перстень Люцифера

Что же касается Петрограда, где предполагались главные события, то тут такой уверенности не было. То есть уверенность, пожалуй, все-таки была, но у всех приобщенных к операции, кроме ее руководителя — комиссара секретно-оперативной части Леонида Ярового... И следует признать, что некоторые основания к сомнению у Ярового были. Особенно его беспокоили два «если».

Что, если Ковильян-Корзухин инстинктом старого разведчика, побывавшего в сотнях различных переделок, почувствует в последнюю минуту ловушку и не поедет в Петроград?

Исключено? Нет, не исключено.

Или другое «если». «Племянник» Семена Петровича Карабашева был молодым неопытным чекистом, которому предстояло еще учиться и учиться. «Дядя Сема», отнюдь не питавший теплых чувств к объявившемуся при помощи Петроградской ЧК родственнику из Калуги, вполне мог воспользоваться его оплошностью и передать через кого-либо— мало ли неустановленных людей, с кем он связан! — предупреждение компаньону. Так, дескать, и так, все провалилось, нахожусь в руках чекистов, по старой дружбе советую: пока не поздно, беги во все лопатки из Питера. Черт с ними, с миллионами! А то повяжут тебя здесь, как новорожденного спеленают...

И вместо столь необходимого Петроградской ЧК живого, невредимого и, конечно же, разговорчивого Ковильяна-Корзухина, которому просто не терпится поскорей поделиться с чекистами всеми своими неосуществленными планами, останутся в руках у комиссара секретно-оперативной части Леонида Ярового лишь непотребные фотографии международного авантюриста, а для оперативных разработок — более или менее достоверные предположения, так как того главного, для чего Корзухин должен прибыть в Петроград, Яровой не знал. Не знал этого, судя по всему, и Семен Петрович Карабашев.

Таковы были два главных «если». А сколько второстепенных и третьестепенных «если»! Поневоле голова распухнет.

Но Ковильян-Корзухин, обычно осторожный, подозрительный, проверяющий все на нюх и на ощупь, на этот раз был слишком уверен в своем успехе.

Избалованный беспрерывной цепью удач последних месяцев, опьяненный уверенностью в своей счастливой звезде, он безоглядно шел к давно задуманному, к тому, что теперь наконец должно было из мечты превратиться в реальность.

И когда Яровому сообщили, что «фигурант» прибыл наконец в Петроград, он вздохнул полной грудью. Теперь у него уже не было никаких сомнений в успешном завершении операции «Перстень Люцифера».

Остановился Корзухин на квартире Карабашева. Насколько Яровой понял, калужский «племянник» его не насторожил. Он к нему отнесся, как к случайной и незначительной помехе, которая не может оказать существенного влияния на ход событий. И в этом была немалая заслуга Феди — его, кстати говоря, действительно так звали, и родом он был из Калуги, хотя и не состоял в родственных отношениях со «шкелетом». «Племянник», скромный и застенчивый, был молчалив, ненавязчив и всегда готов выполнить любое поручение дяди или его почетного гостя. А то, что Корзухин является для него самым дорогим гостем, «шкелет» подчеркивал всем своим поведением. Правда, это ему совсем не помешало передать Яровому через «племянника», что ежели чекистам что-нибудь от него потребуется в отношении Корзухина, то за ним, Карабашевым, дело не станет, он готов оказать любую посильную услугу, так как очень раскаивается в содеянном и хочет делом искупить свою вину перед рабочим классом, к которому всегда испытывал симпатию. Относительно раскаяния своего подшефного Яровой сильно сомневался: Карабашев всю свою жизнь стремился подсунуть легковерным вместо Рубенса Васю. Но то, что «шкелет» готов обменять голову своего старого приятеля на спокойную жизнь при большевиках, похоже было на правду. Он похоронил Ковильяна-Корзухина уже в тот памятный день, когда у него появился «племянник» из Калуги. А за покойников не сражаются, в лучшем случае за них молятся. Что ж, помолиться за упокой души грешника Вольдемара Корзухина он готов. И на свечу не поскупится. Это пожалуйста.

В первый день пребывания в Петрограде Ковильян-Корзухин, как сообщил Яровому следивший за ним сотрудник, отправился на Аптекарский остров, где зашел во второй подъезд дома № 57 по Каменноостровскому проспекту. Здесь он позвонил в квартиру № 16. Убедившись, что хозяина дома нет, Ковильян-Корзухин пошел в чайную общества трезвости, расположенную на другой стороне проспекта, где взял чайник с чаем и два пирожка с требухой. Поев, он вновь пошел к дому № 57. На этот раз он застал хозяина квартиры № 16 и находился там сорок восемь минут.

Хозяином квартиры, в которой был Ковильян-Корзухин, Аристархом Никоновичем Федулиным Петроградская ЧК интересовалась давно. Имелись агентурные сведения, что он с группой своих сообщников систематически занимается нелегальной транспортировкой в Ревель и Гельсингфорс людей и ценностей. В частности, им был переправлен за границу князь Феликс Феликсович Юсупов, который в декабре 1917 года был арестован в Петрограде советскими властями и бежал из-под стражи. С помощью Федулина Юсупову тогда удалось вывезти ювелирные изделия и два великолепных полотна Рембрандта: «Портрет женщины со страусовым пером» и парный к нему «Портрет мужчины с перчаткой». [9] Оба эти портрета были проданы Ф. Ф. Юсуповым американцу Джозефу Уайдеру. В настоящее время находятся в Национальной галерее в Вашингтоне.

В тот же день Ковильян-Корзухин был в доме на Кирочной улице у гражданки Лобовой. О Лобовой в Петроградской ЧК никаких сведений не было. Но навести справки особого труда не составило. Лобова, вдова надворного советника Лобова, умершего в июле 1917 года, оказалась дочерью управляющего Юсуповых — Горенкова, который продолжал жить в Юсуповском дворце на набережной Мойки и после эмиграции своих хозяев. Более того, Яровому удалось получить сведения, что Никита Варламович Горенков, прослуживший у Юсуповых около тридцати лет, поддерживал с ним связь и тогда, когда они оказались за границей. Кроме того, как выяснилось, Горенков хорошо знал директора Эрмитажа Дмитрия Ивановича Толстого, который неоднократно бывал в доме Юсуповых и питал дружеские чувства к Феликсу Юсупову и его жене Ирине, племяннице Николая II. Опрос показал, что в 1918 году, до отъезда Толстого на Украину, Горенков по меньшей мере дважды навещал его.

На следующий день Ковильян-Корзухин вместе с Карабашевым с утра отправились в Успенский двор, расположенный на Калашниковском проспекте. Здесь они около двух часов провели на складе Глухова, где, как Яровой еще месяц назад узнал от Карабашева, хранился сданный Карабашевым антиквариат: ковры, бронза, фарфор, скульптура