Юрий Кларов - Перстень Люцифера

Письмо предназначалось некоему Решетняку и было написано по-русски.

Тегнер достал из папки перепечатанный на пишущей машинке шведский перевод и протянул его капитану. В ответ на вопросительный взгляд Юрберга сказал:

— Совершенно верно, господин капитан.

Юрберг взял листки перевода.

«Дорогой Володя,— читал капитан,— в силу стечения ряда обстоятельств я случайно стал обладателем сведений, представляющих, как ты поймешь, исключительную важность. Думаю, что о содержании моего письма следует поставить в известность не только ВЧК, но и Совнарком республики. Но ты в такого рода делах человек более опытный, чем я, тебе и решать. А дело заключается в следующем...»

Дочитав до конца двенадцать страниц машинописного текста, Юрберг понял, что, назвав это письмо комментарием к убийству Йёргенсона, Тегнер явно преуменьшил его значение. Новый документ, основанный на рассказе официанта, который обслуживал в зимнем саду популярного ресторана Йёргенсона и Ковильяна, играл значительно более важную роль в этом темном деле. По существу, он подсказывал новое решение того самого уравнения со многими неизвестными, над которым напрасно бился все эти дни капитан Юрберг. Теперь было ясно, для чего Ковильян прибыл в Стокгольм, понятны его отношения с Йёргенсоном, интерес к масонам и розенкрейцерам и возможные мотивы убийства хранителя картинной галереи.

Да и старик филер явно недооценивал круглолицего гарсона. Как видно из письма, тот умел не только слушать, но и анализировать услышанное, делать из него соответствующие выводы. Умница гарсон! Такой гарсон был бы нелишним и в шведской контрразведке. Во всяком случае, лейтенанту Тегнеру было бы чему у него поучиться. Правда, гарсон, похоже, не продал, а безвозмездно уступил полученные им сведения, но бескорыстие все-таки не самый главный недостаток секретного сотрудника, хотя Юрберг и предпочитал иметь дело с людьми, которые умеют ценить свой труд и уважительно относятся к деньгам. Но это уже несколько из иной области.

Письмо было подписано Водовозовым. Иваном Водовозовым.

Что же связывало этого Водовозова с Визельгреном — так звали круглолицего гарсона?

Сейчас, конечно, это никакого значения не имело, но капитан понимал, что подобные сведения могут пригодиться завтра или послезавтра.

— Поздравляю и пророчу вам блестящую карьеру, Тегнер. Письмо просто великолепно.

Тегнер развел руками.

— Случайность, господин капитан.

— Счастливая случайность не каждого любит. У нее свои фавориты. Визельгрен, разумеется, социал-демократ?

— Совершенно верно, господин капитан.

— Свобода, равенство, братство? Что ж, совсем неплохой лозунг, особенно если на практике он осуществляется в другой стране, например, в России... Но у нас демократия, и каждый швед выбирает пиво и партию по своему вкусу и усмотрению. Так что партийная принадлежность — личное дело Визельгрена. А что из себя представляет этот Водовозов?

Тегнер сказал, что в отделе надзора за иностранцами стокгольмской полиции автор письма числится среди нежелательных лиц, хотя ни в чем предосудительном замечен не был. Член партии эсеров, он после какого-то эксцесса эмигрировал из России во Францию. В Швеции, как значилось в досье, он оказался в марте 1917 года, как раз к тому времени, когда в Стокгольме лидером русских большевиков В. Лениным (Ульяновым) было создано Заграничное представительство ЦК РСДРП(б). Это представительство вскоре стало издавать "Русский бюллетень «Правды»" на немецком и французском языках и журнал «Вестник русской революции».

Водовозов, по рекомендации то ли Карла Радека, то ли кого-то еще из руководителей Заграничного представительства ЦК РСДРП(б) в Стокгольме, был зачислен метранпажем в типографию, которая печатала эти издания.

Рабочие типографии обычно обедали в находящейся поблизости кухмистерской, где служил в то время кельнером Визельгрен. Тогда-то круглолицый официант и познакомился, а затем подружился с этим русским, который с января 1918 года снимает у него комнату с полным пансионом. Водовозов одинок, нелюдим, политической деятельностью не занимается, никаких контактов с представителем большевиков в скандинавских странах Вацлавом Воровским не имеет. Последнее подтверждалось и самим письмом Водовозова. «Можно было бы, конечно, обратиться и к Воровскому,— писал он,— но, во-первых, насколько мне известно, Воровский сейчас находится в Норвегии, а дело не терпит отлагательства, а во-вторых, я с ним не знаком и не имею никакого желания знакомиться. К большевикам у меня отношение прежнее: октябрьский переворот я считал и считаю авантюрой, так что на этот счет ты не заблуждайся. Но сведения, которые я тебе сообщаю, затрагивают не столько их интересы, сколько интересы России. Правительства ж, как известно, приходят и уходят, а Россия остается».

— Насколько я понял, господин Водовозов не поддерживает постоянную переписку со своим адресатом? — спросил Юрберг.

— В отделе надзора за иностранцами уверяют, что в текущем году это первое письмо, отправленное Водовозовым в Петербург.

— А об адресате господина Водовозова имеются какие-либо сведения?

— Никаких,— покачал головой Тегнер.— Правда, из письма Водовозова следует, что они вместе находились в эмиграции во Франции и что господин Решетняк большевик...

Что следовало из письма, Юрберг знал не хуже своего подчиненного.

— Если господину капитану угодно, я побеседую с Водовозовым,— предложил Тегнер.

— О чем? — удивился Юрберг.— Я надеюсь, что мне не нужно вам объяснять, что в Швеции, слава богу, существует тайна переписки и она свято соблюдается всеми государственными чиновниками.

Тегнер улыбнулся и наклонил голову.

— Вы, как всегда, правы, господин капитан. Прикажете приобщить письмо к досье на Ковильяна?

— Вы меня сегодня удивляете своей забывчивостью,— сказал Юрберг.— То вы забыли о существующей в нашей стране тайне переписки, то запамятовали, что шведское почтовое ведомство — лучшее в Европе. У нас, Тегнер, письма никогда не исчезают. Их всегда быстро и аккуратно доставляют адресатам. И я надеюсь, что это письмо не станет печальным исключением из этого прекрасного правила. Пусть у господина Водовозова и его адресата не будет никаких претензий ни к шведской почте, ни к нам с вами.

— Вы хотите, господин капитан, чтобы ВЧК получила сведения о Ковильяне?

— Нет. Я хочу лишь одного: чтобы шведская почта не ударила лицом в грязь,— объяснил Юрберг.— Что же касается взаимоотношений нашего друга Ковильяна с русскими большевиками, то это их дело. Вас же я попрошу помочь шведской почте отстоять свое реноме в тяжелых условиях мировой войны.