Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей

При упоминании международного мероприятия Одинцов задумался. Он готовил Михайловский замок к Генеральной ассамблее Интерпола, назначенной как раз на эти дни, а Вейнтрауб обмолвился о том, что приглашён на ассамблею, и что президент Интерпола – женщина, с которой он давно знаком. Интерпол активно занимался розысками Ковчега и Вараксы – это Одинцов узнал у Салтаханова в местном бюро. Циркуляры на международный розыск подписывает президент, и в любом случае настолько необычное дело не могло пройти мимо этой дамы незамеченным. Книжник тоже вряд ли общался с мелкой сошкой. Похоже, старик собирается устроить троице встречу с президентом Интерпола, которая не на шутку интересуется Ковчегом Завета…

– Покой нам только снится, – вздохнул Одинцов. – У Вараксы была присказка: в сумасшедший дом лучше попадать через служебный вход, а не через приёмный покой. Я уже который день думаю, что дверью ошибся.

Книжник отставил пустую чашку.

– Может, вы и правы, но в работе исследователя ошибки – обычное дело. Ничего страшного не произошло. Просто упущены многие детали. По-вашему, Павел начал действовать благодаря читанной в детстве книжке про рыцарей. Согласитесь, выглядит скудновато. Теперь давайте вспомним, что Павел рос не при матери Екатерине, а при бабушке Елизавете. Придворным Елизаветы и одним из воспитателей будущего императора был Абрам Ганнибал. То есть кто? – Книжник стал загибать пальцы. – Ближайший сподвижник Петра Первого, его крестник, фактически приёмный сын… Государь ему даже отчество дал – Петрович! А не напомните, откуда Абрам Петрович родом?

– Из Эфиопии… или из Эритреи, – промямлил Мунин.

– Вот именно! Допустим, вы могли не обратить внимания, что в «Повести…» упомянуты путешествия апостола Андрея через Абхазию. Вам неизвестно, что в Абхазии живут потомки эфиопов ещё со времён Древнего Египта. Но про Ганнибала вы знать обязаны! Его правнук Александр Сергеевич Пушкин – это же наше всё! Как можно не заметить такой роскошный маркер?! Ганнибал – потомок эритрейских князей, который ещё ребёнком таинственным образом появился при Петре и был с ним до последнего часа. Абрам Петрович умер в тысяча семьсот восемьдесят первом году. Именно тогда царевич Павел отправился в первое и единственное большое путешествие по Европе.

– Вам известно, как бережно в те поры относились к архивам, как старались сохранить их для потомков, – говорил Книжник. – Но Абрам Ганнибал перед смертью уничтожил собственный архив до последнего листочка. Не подскажете, почему?.. Да потому что он передал Павлу всё, что должен был передать! И больше никому знать этого не полагалось. Затем его ученик поехал в Европу, приобрёл картину с примечательным сюжетом и пообщался, с кем должен был. Вот как произошла инициация Павла! А вы говорите – книжка про рыцарей…

Старик выдохся и замолчал. Ева подлила ему чаю, а Одинцов спросил:

– Если мы должны сделать работу заново – с чего, по-вашему, надо начинать?

– Не начинать, а продолжать! Вы на правильном пути. Просто надо вернуться назад и подобрать то, что потеряли по дороге. На каждом шагу спрашивайте себя: всё ли улеглось в вашу теорию? И ничего не отбрасывайте. Тогда у вас получится. Вы же теперь знаете, кто вы, – у вас не может не получиться.

– Мы найдём Ковчег, – уверенно сказал Мунин, и Книжник мигом помрачнел.

– Этого я и боюсь. Вернее, боюсь тех, в чьи руки он попадёт. Я слишком хорошо знаю, кто ищет Ковчег с вашей помощью. Это люди, которые исполняют законы.

– Почему плохо исполнять законы? – удивилась Ева.

– Потому что законы тоже пишут люди. Уж на что Британия передовая страна, но вы знаете, за что там казнили каких-то двести лет назад? За кражу сыра. За проживание с цыганами в течение месяца. За серьёзные проявления зловредности у детей от семи до четырнадцати лет – это реальная формулировка, я не шучу… За всё это карали смертью. По законам, которые придумали люди.

– Ну, допустим, законы с тех пор немного изменились, – сказал Одинцов. – За кражу сыра теперь не казнят, и тем более за зловредность…

– Изменились частности, молодой человек, – печально покачал головой старик, – всего лишь частности. Любой закон – это граница добра и зла. Если границу придумали люди, они могут её двигать. Сегодня туда, завтра сюда… Даже границы стран изменялись на протяжении всей истории, и до сих пор изменяются. А двигать границы законов намного проще.

– Законы необходимы, – сказал Мунин, – без них всё равно никак.

– Разве я сказал, что законы не нужны? – печально посмотрел на него Книжник. – Нужны, безусловно, нужны! И они давным-давно есть. Например, закон всемирного тяготения. Не люди его придумали. Никто из людей не в силах его изменить. Ему подчиняются не только люди, но и вообще всё во Вселенной. Вот это – закон, понимаете? Настоящий закон!

Из прихожей запиликал домофон, и пол в коридоре за дверью кабинета заскрипел под тяжёлой поступью домработницы. Книжник раздражённо поморщился – его отвлёк топот – и закончил:

– На скрижалях Завета высечены незыблемые законы мироздания, границы которых тоже незыблемы. Но если Ковчег попадёт в руки законников, они снова всё переврут. И снова, прикрываясь высшими законами, напишут то, что им удобно… И всё повторится.

– Вы не хотите, чтобы мы нашли Ковчег? – прямо спросила Ева.

Старик вздохнул.

– Плохим бы я был учёным, если бы не хотел. Хочу, конечно! Вы его найдёте, а я помогу, чем могу. Но при этом, к сожалению, представляю себе результат. Извечная нравственная проблема науки. Неразрешимая проблема! Тот же закон всемирного тяготения используют, к примеру, в расчётах для увеличения точности бомбометания. Чтобы людей убить побольше. Прикажете не открывать его из-за этого?.. Может быть, я циник, но уж точно не идеалист, молодые люди. Для этого я слишком долго живу на свете.

Дверь кабинета отворилась, и пасмурная домработница сообщила с порога:

– Там пришли к вам.

– Я же сказал, – Книжник тоже поджал губы, – когда я работаю с моими гостями, меня ни для кого нет!

– Они говорят, это очень важно. Просят всего одну минуту.

– Чёрт знает что, – проворчал старик. – Простите великодушно.

Он кивнул троице, с тихим жужжанием выкатился в кресле из кабинета, и домработница закрыла дверь.

Одинцов недолго прислушивался, а потом вдруг бодро спросил у компаньонов:

– Что будем делать, господа хорошие? Время обеденное. Может, съездим откушать?

Мунин и Ева с удивлением посмотрели на него: странный вопрос был задан странным тоном. А Одинцов, жестами показав – говорите, говорите что-нибудь! – мягким кошачьим шагом скользнул к окну и выглянул наружу, не прикасаясь к занавеске.