Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей

– Госпоже де Габриак повезло с именем, – рассуждал тем временем Вейнтрауб. – Очень подходит к профессии, но выдаёт с головой. Жюстина… Justice , правосудие. Или, если угодно, справедливость. Эта дама мечтает первой добраться до Ковчега и тут же растрезвонить о нём всему свету. Надеюсь, у вас или у господина Арцишева нет подобных фантазий?

– Профессор Арцишев умер, – сказал Псурцев.

Вейнтрауб остановился. На Востоке говорят: если бросить кость собаке – она будет смотреть на кость; если бросить кость льву – он будет смотреть на бросившего. Миллиардер смерил генерала долгим взглядом.

– Вы уверены?

– Абсолютно. И он, и Книжник… Увы, их больше нет с нами.

Старик двинулся дальше, обдумывая новость. На днях уже приходило известие о гибели Арцишева, но гибель оказалась инсценировкой. Теперь – другое дело. Получается, Псурцев убрал Арцишева и Книжника за последние пару часов. Ещё утром оба были живы, а поскольку за ними присматривали академики – вряд ли это мог сделать кто-то другой. Значит, разгадка тайны Ковчега так близка, что необходимость в учёных отпала, и этот русский играет ва-банк. Теперь поиском занимаются только Ева, Одинцов и Мунин. Жизни троицы представляют ценность тоже лишь до того момента, когда Псурцев заполучит Ковчег, а потом Вейнтрауб найдёт способ избавиться от генерала – например, с помощью Жюстины де Габриак…

– Добро пожаловать, – сказал Салтаханов, придвинул миллиардеру стул и посмотрел на Псурцева, ожидая разрешения сесть.

Пути назад у генерала не осталось. Если в момент знакомства он собирался вклиниться между Вейнтраубом и Арцишевым, заняв место партнёра наравне с профессором, то теперь надо устранить конкурента.

Арцишев сделал Псурцеву подарок, когда отправился на квартиру Книжника: он сам вывел себя из игры. О приговоре учёному старику профессор знал с самого начала – такие свидетели слишком опасны. У гвардейцев генерала был приказ на зачистку , как они это называли. Та же участь после обнаружения Ковчега ожидала и троицу.

Лишь только Иерофант велел своим охранникам выдвигаться из Академии, они сообщили по личному каналу Псурцева: «База – Третьему. Затворник направляется к старику». Дополнительных вводных не последовало, и после того, как Иерофант рассекретил себя, академики убрали Книжника: «Старик исключён».

Арцишев ускорил смерть коллеги, не подумав о том, что Псурцев остаётся верен себе. Как и в Анголе, Мозамбике, Камбодже, Афганистане – союзнику причиталась пуля в голову после того, как он переставал быть нужен…

…а профессор, кроме того, мешал генералу выстроить отношения с Вейнтраубом. Что ж, если Арцишев решил, что нужда в Книжнике отпала, потому что троица получила всю необходимую информацию, – значит, больше не нужен и он сам. Мавр сделал своё дело, мавр может уйти… Вернее, должен уйти.

Плохо, что обоих учёных убирают на глазах Одинцова: лишний раз провоцировать его не стоило, но тут уж ничего не поделаешь. Когда нет времени на подготовку операции – приходится действовать по обстановке, и всегда есть издержки.

– Прошу прощения, мы сейчас продолжим, – Псурцев кивнул Вейнтраубу, отозвал Салтаханова чуть в сторону и тихо распорядился:

– Сообщи нашим, дословно. Третий – Базе. Затворника исключить.

Чучела и картины в кабинете Книжника таращили мёртвые совиные глаза на профессора, который витийствовал, развалясь в хозяйском кресле:

– Однажды бабочкам стало интересно: что такое огонь? Первая облетела пламя на почтительном расстоянии, вернулась и сообщила, что от огня исходит свет. Вторая подлетела поближе и вернулась с опалёнными крыльями. А третья сунулась прямо в пекло – и сгорела. Она узнала всё, но уже ничего не смогла рассказать другим бабочкам.

Арцишев переложил ногу на ногу:

– Мораль! Кто обретает знание, тот лишается возможности о нём говорить. Знающий молчит, а говорящий не знает.

Ева не могла отвести глаз от пистолета, который был направлен на них с Муниным. Историк смотрел на академика , державшего на прицеле Одинцова, а Одинцов там временем стремительно прокручивал в голове события последних дней.

Всё вставало на свои места. Троице дали уйти после похорон Вараксы – понятно теперь, почему их конвоировали всего два безоружных бойца! – и для пущей достоверности разыграли спектакль с гибелью профессора…

…который с самого начала был заодно с Псурцевым. Каким-то образом к этой парочке примкнул Вейнтрауб. Вот и ответ на недоумение Одинцова, откуда в распоряжении миллиардера столько местных охранников и водителей: их предоставила Академия.

Игра Одинцова в прятки – курам на смех. Всё время после побега Псурцев через своих людей по-прежнему контролировал поиски Ковчега, отслеживая каждый шаг троицы. Но генерал не стал бы форсировать события, рассекречивать Арцишева и убирать Книжника из простого нетерпения. Получается, он уверен, что вся необходимая информация собрана. Уверен, что именно Одинцову с компаньонами суждено найти Ковчег, и что они уже знают разгадку древней тайны, но сами об этом ещё не догадываются…

Мунин, сглотнув застрявший в горле комок, с ненавистью посмотрел на профессора и хрипло спросил:

– Что вы сделали со Львом Самойловичем? Вы его… Вы его убили?

– Я его не убивал, – Арцишев потёр ладонью о ладонь, как это делают мухи. – И предпочёл бы несколько более мягкую формулировку. Скажем, господин Книжник ушёл из жизни.

Историк снял очки и промокнул кулаком глаза, которые заволокло слезами. Как поверить, как смириться с тем, что его старого учителя больше нет на свете?! Ведь считанные минуты назад Книжник сидел напротив, у письменного стола; точил карандаши, хвалил, ворчал, шутил, – а теперь он убит и лежит за стеной, и в его кресле развалился воскресший Арцишев…

Ева оторвала взгляд от направленного на неё пистолета и тоже смахнула со щеки покатившуюся слезу.

– Его убили вы, – с нажимом сказала она профессору. – Болтаете нам про бабочек, чтобы оправдать себя.

– Ах, простите, простите, – Арцишев сцепил пальцы на животе. – Я же не такой супермен, как Одинцов. Я всего лишь паршивый интеллигент, который с детства не выносит вида крови. Приходится что-то придумывать, чтобы нервишки успокоить… И совесть. Допускаю, что вы успели влюбиться в старика. Занятный был персонаж. Можете поверить, мне жаль его куда больше, чем вам. Знаете, сколько лет мы знакомы?

Усмешка то и дело кривила губы профессора – похоже, вправду сдавали нервы.

– У старика не было шансов, – продолжал он. – И напрасно вы так из-за него сокрушаетесь. Книжник достаточно пожил. В прежние времена шутка ходила про его завещание. Якобы оно начинается словами: «Если я когда-нибудь умру». Когда-нибудь! Ха-ха… Вы же, небось, и сами от него слышали присказку: «Когда бы я ни умер, я умру преждевременно». Готовился, как видите.