Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей

Одинцов кивнул.

– Что вы задумали? – нервно стуча зубами, подал голос Мунин. – Объясните в конце концов! Каждый солдат должен знать свой манёвр…

Слова Суворова в устах историка прозвучали комично.

– Скоро узнаешь, – пообещал Одинцов.

Он положился на старую мудрость: хочешь что-то спрятать – оставь на видном месте. Чем ближе место к Михайловскому замку, тем меньше вероятность, что там начнут искать.

Замок уже маячил впереди, когда Одинцов свернул направо в Инженерную улицу, велел спутникам обождать и скрылся за дверью углового дома.

Дальше по Инженерной на берегу Фонтанки сиял огнями цирк Чинизелли, а здесь располагалась цирковая гостиница. Её директрисе Одинцов несколько раз помог по-соседски, и сейчас просил об ответном одолжении: сдать номер на пару дней без оформления документов.

Вымотанная циркачами директриса лишних вопросов задавать не стала – надо, так надо. Предупредила только, что все приличные номера заняты, поселиться можно в хостеле:

– И это не пять звёзд.

– Без вопросов, – успокоил её Одинцов, – мы люди военные.

Номер оказался чистеньким и уютным, но без удобств: кухня, душ и туалеты в конце коридора.

– А как мы здесь?.. – Ева в замешательстве смотрела на две кровати, стоявшие почти вплотную.

– В тесноте, да в не в обиде, – сказал Одинцов. – Разберёмся.

Он обнаружил заготовленные для постояльцев чайные пакетики, взял с холодильника электрический чайник и сунул в руки Мунину:

– Сгоняй на кухню, водички принеси. Ева, можешь пока себе койку выбрать.

С деморализованным личным составом надо работать аккуратно, но жёстко. Не давать передышки, чтобы заняты были, и мобилизовать скрытые резервы. Эти двое были его группой, его командой. И натерпелись они достаточно. Небось во сне кричать будут, вспоминая, как Одинцов разделал того академика у них на глазах…

Цирк Чинизелли.

За чаем троица собралась вокруг маленького обеденного стола. Одинцов поделился соображениями насчёт Арцишева с генералом и обрисовал диспозицию. Им позволили бежать, зная, что бежать некуда. Сгинуть из города, лечь на дно, раствориться в огромной стране – это не выход: жизнь в постоянном страхе, без документов – перспектива незавидная.

Спасти троицу может только найденный Ковчег. Книжник, светлая ему память, считал, что разгадка тайны у них в руках. Псурцев знает об этом, и на какое-то время оставит их в покое. Даст возможность собраться с мыслями, исправить ошибки, о которых говорил старый учёный, и понять, куда же всё-таки девалась реликвия.

– Генерал ждёт, пока мы сами к нему придём, – подвёл итог Одинцов. – Значит, будем решать, как найти Ковчег и остаться в живых. А пока давайте мозгами похрустим.

– Я бы сейчас чем-нибудь другим похрустел, – признался Мунин. – У меня от чая аппетит просыпается. И от нервов.

– Мы не ели с утра, – поддержала историка Ева. – Сейчас вечер. Мозг надо кормить.

– Ой, какие мы нежные, – проворчал Одинцов, но вовремя спохватился. – Да, пролетели мы с обедом… Ладно. Я в магазин, здесь два шага через дорогу. Сидите тихо, дверь никому не открывайте.

Он встал и надел куртку.

– Si vis pacem, para bellum , – сказал Мунин.

– Какой парабеллум? – не понял Одинцов.

– Хочешь мира – готовься к войне, – перевела Ева. – Это латинский.

– Пистолет один оставьте, – потребовал историк. – У вас два, я видел.

Одинцов снова сел и в упор посмотрел на него.

– Пистолет, говоришь… А тебе зачем?

– Затем же, зачем и вам.

– Не-ет, – Одинцов покачал головой. – Знаешь, чем отличается настоящий воин от придурка со стволом? Тем, что придурок рвётся убивать, а воин готов умереть. Чувствуешь разницу? К смерти готов?

Историк насупился и молчал.

– Правильно, – сказал Одинцов, поднимаясь. – Потому что жить надо.

Он молниеносно выдернул из рукава японский нож Книжника и положил на стол перед Муниным.

– Держи. Если совсем припрёт, сделаешь сэппуку, – Одинцов задвигал руками, как будто по-самурайски вспарывал себе живот. – Втыкаешь сюда, потом вот так и вот так… А пока пригодится колбасу резать.

Из магазина Одинцов принёс два больших пакета, полных всякой вкусной всячины. Пачка денег от Сергеича не стала тоньше за то время, пока троицу финансировал Вейнтрауб, так что можно было кутить.

Резать колбасу Мунину не пришлось. Ева отогнала от стола мужчин, глотавших слюнки, со знанием дела сервировала ужин и отступила в сторону, разрешив садиться.

– Красота! – Одинцов хлопнул Мунина по спине. – Скажи, наука?

– Умереть – не встать, – подтвердил историк. – Можно, я уже начну?

Оголодавшая троица налегла на еду; к разговору вернулись только после того, как смели подчистую всё, что приготовила Ева.

Папку Urbi et Orbi впопыхах забыли у Книжника. Материалы, собранные троицей за время работы, достались академикам и Вейнтраубу, но не было проблемы в том, чтобы по памяти восстановить все детали. Сытый повеселевший Мунин охотно давал справку за справкой. Одинцов с Евой тоже на память не жаловались и не впустую провели эти две недели. В прикроватной тумбочке нашёлся карандаш. На обороте плаката с правилами для постояльцев появился список замечаний, которые сделал Книжник. Рядом – в столбик, пункт за пунктом, вырос перечень упущений, которые обнаружили в своих логических построениях сами компаньоны.

Однако даже самую безупречную логику в конце концов рушило то, что в России оказались три Ковчега. Первый прямиком из Иерусалима доставил Андрей Первозванный две тысячи лет назад. Второй после многовекового путешествия по Западной Европе попал к императору Павлу от госпитальеров. А третий Ковчег, захваченный в Эфиопии, привезли Варакса с Одинцовым.

И всё, тупик.

Разговор сам собой угас, троица погрузилась в раздумья. Ева привычно сидела на кровати по-турецки, сунув под спину подушку. Она маленькими глотками отпивала из бутылки минеральную воду и смотрела в стену. Мунин хмурился и шевелил губами, перечитывая записи на обороте плаката.

Одинцов сел к столу напротив историка, расстелил вафельное полотенце и выложил на него пистолеты. Оружие любит, чтобы за ним ухаживали. А после стрельбы его тем более полагается разбирать и чистить.

Молчание нарушила Ева.

– Ковчегов не может быть три, – решительно заявила она. – Ковчег один. Если мы думаем, что три, это не случайно. С Ковчегом ничего не бывает случайно. Он весь не случайный. Всё имеет смысл.

Мунин оторвался от записей.

– Вы о чём?

– Если Ковчег, который привезли они, – Ева указала на Одинцова, – был не настоящий, ничего не должно случиться. Значит, наш Ковчег – настоящий.