Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей

– Обычно ключ – это результат вычисления какой-нибудь функции, – Одинцов на мгновение задумался, – например, экспоненты или логарифма. Ты ведь логарифмы в школе проходил?.. Ну, не важно. Функция может быть любая, хоть игрек равно икс квадрат. Дешифровщик заряжает это число, которое ключ, в свой компьютер, и пытается нащупать функцию. А на самом деле никакой функции нет и ключ получен перемножением двух простых чисел, по десять знаков каждое. Причём знают эти числа только автор шифровки и тот, кому она адресована. Понятно?

– Не очень, – признался Мунин. – Но звучит убедительно.

– Ещё бы! Даже самый мощный компьютер будет много лет перебирать варианты, пока не найдёт алгоритм, по которому сгенерирован ключ. А до тех пор – вот он, ключ, у всех перед глазами. – Одинцов снова прихлопнул ладонью листок с каракулями и постучал пальцем по открытке. – Вот она, шифровка, тоже смотри – не хочу. Только её код никому не по зубам.

– А вы откуда знаете код Вараксы?

– Делом займись, – посоветовал разом помрачневший Одинцов. – У тебя ещё книг навалом… Была у нас переписка. Гоняли друг другу шифровки, когда я в тюрьме сидел.

– Вы? Сидели в тюрьме?!

Поражённый Мунин уставился на Одинцова.

– Мы же в России. От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Не слыхал? – Одинцов тут же пожалел о сказанном: не иначе гибель Вараксы подействовала, расклеился. – Сидел, сидел. Только это было давно и неправда. И к нашему делу никак не относится.

Под утро Мунина сморило. Одинцов вышел на крыльцо флигеля. Зачерпнул обеими руками полные пригоршни снега, окунул в него лицо, потом утёрся и хотел закурить, но передумал и вернулся обратно в дом: даже во мгле раннего утра не стоило здесь маячить.

Вопреки ожиданиям расшифровка тезисов Вараксы мало что прояснила, зато вызвала шквал новых вопросов. И оказалось, что давняя тюремная отсидка Одинцова имеет к делу самое непосредственное отношение.

Для начала Варакса признался, что в девяносто первом году похитил у эфиопов и перебросил в Союз что-то очень ценное. Одинцов тоже вышел из КУОС и понимал – такую операцию должны были санкционировать на самом верху. Речь ведь явно не о серебряных блюдах или кофейниках из дворцов, как было в Афганистане. Тогда начальство просто закрывало глаза на экзотические сувениры спецназа, который выполнял боевую задачу. А кто отдавал приказ по Эфиопии? Какую именно ценность захватил Варакса или почему захваченное считалось очень ценным? В шифровке об этом ни намёка.

Тезис второй – как обухом по голове: Одинцов оказался нежелательным свидетелем, и вскоре Варакса от него избавился. То есть вот кто подставил Одинцова и упёк в тюрьму?! Ведь после возвращения из Эфиопии ему вручили правительственную награду и повысили в звании, но потом… Признание Вараксы многое расставляло по местам.

Тезис третий: со временем у Вараксы заговорила совесть, и он горы свернул, чтобы вытащить Одинцова на волю, уничтожить в его документах следы тюрьмы и помочь встать на ноги. Здесь ничего нового, кроме причины такой заботы – помогал-то Варакса действительно здорово. Только не в благодарность за то, что Одинцов дважды спас ему жизнь в Эфиопии, а тайком замаливал грех предательства. Вроде как откупался.

В следующем пункте Варакса принёс извинения, не высказанные при жизни. И пояснил: это не потому, что духу не хватило, а потому, что начнёшь говорить правду – придётся рассказывать от начала до конца. В его планы это не входило. Варакса многие годы из тщеславного азарта пытался единолично разгадать какую-то тайну – только не успел, раз Одинцов читает эту шифровку. О какой тайне упоминал Варакса? Ответ придётся искать в стопках книг со стола.

Дальше в тексте зачем-то упоминались реставрационные работы в старинном петербургском дворце, которые спонсировал Варакса, и перечислялись несущественные мелочи, странные для прощального письма.

В конце было сказано, что теперь всё в руках Одинцова: получится – молодец, не получится – значит, не судьба. И может, так оно даже лучше. Жить спокойнее.

Одинцов взглянул на книги, сложенные у дверей. Не только Мунина, но и его тоже удивил непонятный принцип подбора литературы и разнообразие тематики. В увязанных стопках оказались книги Ветхого Завета, средневековые рыцарские романы, издания по истории России и эзотерические брошюры… На нескольких обложках Одинцов отметил фамилию автора – Арцишев. Значит, Варакса был знаком с его научно-популярными трудами намного лучше, чем хотел показать в недавнем разговоре. И всё это добро теперь придётся читать-перечитывать вместе с выписками и таблицами…

…только не здесь. Раз академики вычислили Вараксу, они быстро докопаются и до его дачи в Старой Ладоге. Место засвеченное, так что надо убираться, пока не нагрянули люди Псурцева. Поменять машину с помощью Сергеича со станции «47», забиться в какую-нибудь глушь и там спокойно разбирать библиотеку Вараксы.

Одинцов сжёг в раковине открытку с совой и расшифровку, смыл пепел и подошёл к спящему Мунину. Жалко было будить парня, ему бы поспать ещё часа два-три, но время поджимало.

– Вставай, – Одинцов потряс историка за плечо. – Ехать пора.

Хельмут Вейнтрауб не стал спрашивать Жюстину де Габриак, откуда у неё взялся номер его личного телефона.

Понятно, что президент Интерпола имеет кое-какие возможности для добывания нужной информации. А то, что де Габриак звонила в Штаты, когда во Франции уже наступала ночь, и воспользовалась неофициальным каналом, обещало интересные последствия. Очень интересные! Звонок такой статусной дамы – вообще событие исключительное, но в случае Вейнтрауба почти невероятное.

Активности старого миллиардера можно было позавидовать. Вскоре после разговора он отправился на аэродром, где уже стоял наготове его собственный самолёт. Время, проведённое над Атлантикой, Вейнтрауб тоже не потратил даром: сделал несколько телефонных звонков, поработал с документами, плотно пообедал, хорошенько вздремнул, принял душ с массажем и ранним утром по европейскому времени ступил на землю Франции свежим и полным сил, насколько это возможно в девяносто лет с хвостиком.

Старик вздохнул, разглядывая любимый и вечно молодой город через тонированное стекло машины. Разница между мужчиной и Парижем в том, что Париж – всегда Париж. Увы, увы…

Отель «Де Крийон» (Париж, Франция).

Над весенними Елисейскими Полями розовел рассвет. Лимузин прошуршал пустынным проспектом к площади Согласия и остановился у вычурной громады отеля «Де Крийон» – самой старой из фешенебельных и самой фешенебельной из старейших гостиниц французской столицы. Несмотря на раннее время, у входа уже щетинилась микрофонами стая живчиков-корреспондентов с телеоператорами. Вопросы посыпались наперебой, как только секретарь помог миллиардеру выйти из лимузина.