Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей

Балаклаву стащили с головы, и Одинцов смог оглядеться. Та-а-ак… Салтаханов с внушительным конвоем… Мунин здесь, уже хорошо… Довольно широкий коридор с ответвлениями – подвал или подземелье. Их везли на лифте, и было не понять, вверх или вниз, но место выдавали решётки многочисленных вентиляционных шахт и особенный воздух: неживой, характерный для систем очистки и рециркуляции.

Звуки тоже были неживыми – Одинцова с Муниным повели по коридору, и шаги полутора десятков человек глохли в толще окружающего бетона. Гладкий тёмно-серый литой пол, как на крупных складах или подземных парковках. Аккуратно выкрашенные светло-серые стены с разноцветными кабель-каналами под невысоким потолком. На потолке – нити ослепительных светодиодных ламп. Квадратные стеклянные окошки в стальных дверях по обе стороны коридора забраны тонкой косой сеткой. Тут и там видеокамеры, уверенно контролирующие каждый метр. Очень чисто и тепло. Одинцов уже не сомневался: это не случайное или наспех переоборудованное подземелье, а убежище или штаб на случай атомной войны.

– Что за бункер? – спросил Одинцов.

Салтаханов и его спутники промолчали. Конвой с пленниками свернул в одно из ответвлений коридора и остановился возле двери, которую распахнул академик , шедший первым. Его коллеги обыскали Одинцова не менее ловко, чем израильтяне. Забрали куртку, часы, брючный ремень и вытащили шнурки из ботинок. Двое крепко держали Одинцова за руки, пока Салтаханов складным ножом эндуро резал верёвки на его запястьях. У следующей двери тем временем обыскивали Мунина. «То что надо, – подумал Одинцов, – будет поблизости».

– Отдыхайте пока, – бросил Салтаханов.

Одинцова подтолкнули вперёд, и дверь за ним захлопнулась.

Комната, будь в ней окна, скорее напоминала бы гостиничный номер, чем тюремную камеру. Мебель в безликом стиле IKEA : толстая столешница, прикрученная к стене, и рядом лёгкий стул, напротив по-армейски застеленной, тоже намертво прикрученной к полу кушетки – невысокий комод с открытыми ячейками… Разве что душ с умывальником и стальной унитаз располагались не в отдельном помещении, а за полупрозрачной перегородкой в рост человека, не доходившей до пола.

Жить можно.

Одинцов постоял в центре камеры, разминая руки, потом сел на жёсткую кушетку и сбросил оставшиеся без шнурков ботинки.

Видимо, Салтаханов сейчас докладывает об успехе операции по захвату и получает инструкции о том, что делать дальше. Поэтому в распоряжении Одинцова появилось время, чтобы тоже подумать: а что дальше?

Их с Муниным бережно доставили сюда – значит, оба нужны целыми и невредимыми. Так поступают с носителями важной информации.

Псурцев очень интересовался работой историка. Неизвестно, зачем ему нужен автор исследования, но понятно, что расспрашивать Мунина собираются не про убийство академиков – иначе выпытали бы всё сразу и с удовольствием тут же прикончили.

Историк не мог положить тех двоих крепышей, так что про убийство будут спрашивать Одинцова. Салтаханов проговорился: академикам известно его спецназовское прошлое, и отнятый у погибших ПСС нашли у израильтян – значит, Одинцов причастен к стрельбе на Кирочной…

…однако его, как и Мунина, не тронули даже пальцем. Почему? Допустим, группа захвата имела строгий приказ обойтись без членовредительства. Но всё равно бойцы не удержались бы от того, чтобы съездить по роже и сломать пару рёбер убийце товарищей. Ну пожурит потом начальство. В первый раз, что ли?

Получается, по этой части к Одинцову претензий не было. И не будет, если только Мунин не проболтается. Но если академиков убил не Одинцов, то кто?

Варакса!

Люди Псурцева пытались захватить Вараксу на автостанции, а к Одинцову не наведались. Хотя он сидел дома – даже искать не надо было! – и потом беспрепятственно уехал в Старую Ладогу. То есть академиков интересовал именно Варакса. Когда его убили, наверняка нашли ПСС и окончательно уверились в том, что на Кирочной побывал он, а не Одинцов. Если так, Мунина тем более не станут подробно расспрашивать об очевидных вещах, и есть надежда, что историк в случае чего догадается свалить всё на погибшего Вараксу.

Одинцов снял свитер, оставшись в футболке, и улёгся на кушетку. Надзирателя в дверном окошечке не было видно, хотя наверняка кто-то караулил в коридоре и видеокамеры стояли внутри комнаты. Академики наблюдали, но не орали, как в тюрьме, что в дневное время лежать запрещается. Тоже хорошо: думать лёжа – сплошное удовольствие…

…и Одинцов снова подумал: почему с ним так церемонятся? Израильтяне вели себя деликатно, потому что хотели узнать про Ковчег Завета, но Псурцеву-то что надо?

Варакса планировал торговаться с генералом – у него было что предложить. У Одинцова ничего такого нет… Хотя почему нет?

Владимир, сам того не желая, подкинул хорошую идею. Судя по его словам, Ковчег Завета – штука очень ценная. Израильтяне считали, что Одинцову известны какие-то секреты реликвии, которую якобы похитил Варакса. Надо сказать об этом Псурцеву: безусловно, генерал в курсе расследования Интерпола, раз на него работает Салтаханов. По следу Вараксы вышли на Одинцова… Получается, академики и израильтяне разрабатывали одну и ту же тему? Да ну, быть не может. И совсем непонятно, при чём тут Мунин и нападение на Кирочной. Но больше ничего Одинцову в голову не приходило.

В общем, надо попытаться действовать так же, как собирался Варакса, решил Одинцов, а дальше – по ситуации. Раз уж ему дали передышку, глупо гонять одни и те же мысли круг за кругом и придумывать ответы, не зная, какими будут вопросы.

Метод «четыре-семь-восемь» Одинцов освоил давным-давно. Четыре секунды – вдох через нос. Семь секунд – задержка дыхания. Восемь секунд – равномерный выдох через нос. И ещё раз то же самое, и ещё. Пока выполняешь эту нехитрую процедуру – успокаивается сердечный ритм. Счёт и концентрация на собственных ощущениях вытесняют любые тревоги. Для крепкого здорового сна достаточно всего пару минут подышать по методу «четыре-семь-восемь».

Одинцов без всякого метода уложился меньше чем в минуту. К встрече с академиками он был готов давно: самурай никогда не точит меч перед боем. Зато спать в последние дни удавалось мало. Самое время наверстать упущенное. Одинцов закрыл глаза с мыслью: вот бы Мунину тоже сейчас выспаться, вместо того чтобы психовать в своей камере…

…и тут же заснул.

Вечером, после многочасовых лекций и споров, слушателей семинара профессора Арцишева ждал поздний обед или ранний ужин, а за ним – обещанная культурная программа.