Юрий Корчевский - Фронтовик. Без пощады!

Андрей терялся в догадках.

Тем временем мужик свернул за угол и исчез.

Андрей последовал за ним. Перед ним открылась тускло освещенная площадка и – ни одной живой души. Куда же он делся? Неужели заметил слежку и выкинул какой-то хитрый трюк?

Андрей заметался от склада к складу. На утоптанном колесами грузовиков и ногами грузчиков и получателей грузов снегу разглядеть следы мужчины невозможно.

Разочарованный и раздосадованный, Андрей вышел с территории складов. Пожалуй, мужика можно перехватить на обратном пути – пойдет же он домой?

Андрей вернулся к железной дороге. Этот путь, тропинку, подозреваемый миновать не должен.

Ждать пришлось долго, около двух часов. Андрей замерз и был зол – и на себя, и на мужика, который так ловко ушел от слежки.

Наконец на насыпи показалась мужская фигура, согнувшаяся под тяжестью груза. Пока было не понять, что он несет – да и тот ли это человек? Темно, лица издалека не разглядеть.

Человек приблизился, оступился с тропинки в снег и чертыхнулся.

Андрей достал из кармана «вальтер», снял его с предохранителя:

– Стоять! Милиция!

Мужчина на мгновение замер от неожиданности, потом резко сбросил груз и бросился бежать. Стрелять? А вдруг у него оружия нет? Убийство безоружного – это уже перебор, на самого дело могут завести. А впрочем, пусть бежит, Андрей все равно знает, где он живет. Надо осмотреть груз, брошенный на тропинке.

Андрей подошел к мешку, ощупал его. Внутри лежало нечто прямоугольное, похоже – ящик. Он развязал горловину. Точно, картонный ящик.

Андрей ухватился за картон, вытащил ящик и зажег фонарик – его он привез с фронта, снял с убитого регулировщика. Чем этот фонарик был хорош – он менял цвет луча. Повернешь ручку в одну сторону – появляется зеленый светофильтр, повернешь в другую – красный. И ремешок имел, с петлей для пуговицы форменной, чтобы подвесить можно было.

На ящике из плотного картона надписи на иностранном языке. Андрей попробовал прочитать, но не смог и с досады сплюнул: он знал простые слова на немецком, вроде: «Стой!», «Руки вверх!» Он надорвал картон.

Внутри лежали банки консервов. Знакомые ему такие – американцы в них колбасу поставляли. Значит мужик – обычный вор.

Андрей прошел к месту на тропинке, где тот оступился в снег, и посветил фонариком. След не был похож на тот, что оставил насильник. Рисунок на подошве другой и размер обуви больше.

Андрей сломал веточку с куста, приложил к следу, отломил лишнее – дома сантиметром померяет. Черт, две ночи на мужика убил, не спал толком, на службе с чумной головой ходил, а все попусту. И что теперь ему с ящиком консервов делать? Здесь бросить? Моментом прохожие подберут. Вызывать дежурную бригаду? Мужик отопрется – ящик не мой, в первый раз вижу, да и следов на мешке не будет. Пальчики остаются на поверхностях гладких, тогда можно снять отпечатки.

Андрей засунул ящик обратно в мешок, завязал горловину и взвалил его на плечо. Со стороны смотрелся нелепо – в милицейской форме и с мешком ворованных консервов на плече. Сейчас ему только на патруль наткнуться не хватало. На перекрестке больших улиц по ночам дежурили постовые, а улицы периодически обходила военизированная милиция. Не хотелось бы ему попасться им с таким грузом.

Однако до своего дома он дошел благополучно. Отпер ключами дверь коммуналки, прошел в комнату тетки. Мешок в угол поставил – пусть постоит. Сам разделся и улегся спать – до подъема на службу оставалось всего три часа.

Утром проснулся от возни – тетка пыталась развязать горловину мешка.

– Не трогай, там военное имущество, – строго предупредил Андрей.

Он выпил чаю с бутербродом и отправился на работу. Неожиданно появившаяся проблема не оставляла его – что с консервами делать? Сдать в милицию как случайную находку? Или съесть? Приварок солидный – двадцать четыре банки! Так ведь соседи пустые банки в мусорном ведре увидят, вопросы возникнут.

Так он ничего и не решил. А потом развод, служба, думать было некогда – закрутился.

Уже вечером зашел в «Продмаг» – похожих банок в продаже не было. Американцы после войны продовольственную и иную помощь СССР не оказывали, так что консервы эти были из старых запасов, со складов.

Андрей позвонил в квартиру Кутафиных.

Дверь открыл отец Лены.

– Здравствуйте, Николай Афанасьевич!

– Добрый вечер, Андрей.

– Спросить зашел – как дочка?

– Операцию сделали, в себя пришла. Слабая, правда. Мать сидит при ней безотлучно.

– В какой она больнице?

– В сорок седьмой, в хирургии.

– Выкарабкается теперь, организм молодой.

– Тебе спасибо и низкий поклон. Кабы не ты, замерзла бы Лена в сугробе том. А насильника-то не нашли еще?

– Ищем пока. Сообщу.

– Своими руками удавил бы гада.

– Ладно, бывайте.

Андрей пошел к тетке. То, что Лена выжила после такого ранения и нескольких часов на морозе в сугробе, – просто чудо, его величество Случай и удача. А ведь ее посетить завтра можно. Проведать, гостинец принести и заодно расспросить осторожно, как выглядел насильник. Да не только насильник – убийца! Ножом ударил, снегом забросал. Весь умысел был – убить, а не ранить, чтобы потерпевшая не могла его описать.

Он уже разделся, как вдруг вспомнил – суббота сегодня, завтра у него выходной. Страна работала на шестидневке, с одним выходным.

Утром он почистил щеткой мундир, надраил до блеска сапоги. Гражданский костюм надеть бы, да не было его, не заработал пока. Почти все деньги на еду уходили. Денежное довольствие у сержанта невелико, впрочем – и у офицеров оно не намного выше. За награды приплачивали – за орден и медаль, но разговоры шли, что вскоре эти доплаты отменят.

Пока тетка была на кухне, он вытащил из коробки две банки консервированной колбасы. Небось в больнице харчи казенные, не деликатесами кормят. А девчонке силы нужны для выздоровления. Вот мясные консервы в самый раз будут, с пустыми руками идти неудобно.

Он сунул банки в карманы шинели, осмотрел себя в зеркало.

До больницы ехал трамваем, потом еще пешком квартал. Встречные девицы поглядывали на молодого милиционера с интересом, но Андрей их взглядов не замечал.

Были ли у Лены следователи? Ведь он постовой и вести следствие не имеет права. Но поговорить приватно ему никто запретить не может, соседку пришел проведать.

В гардеробе он повесил шинель, и ему дали застиранный халат: цвет его из белого когда-то стал светло-серым. Зато банки в карманы халата вошли – не нести же их в руках.

У медсестрички в отделении узнал номер палаты, где находилась Кутафина, и, постучавшись, вошел.

Палата была маленькая, на три койки. Лена лежала ближе к двери, слева; рядом на стуле сидела ее мать, почерневшая от горя.