Юрий Корчевский - Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности»

Незнакомец вскрикнул. Видимо, Андрей — хоть и случайно, не целившись, куда-то попал.

Незнакомец развернулся и бросился бежать прочь от Андрея по набережной. Андрей сунул пистолет за пояс, подобрал выпавший из раненой руки узелок с деньгами. Самое обидное — не так уж и далеко дом Рыбневых.

Через несколько минут он уже стучался в калитку дома.

— Кого нелёгкая принесла в столь позднее время? — раздался с крыльца знакомый голос купца.

— Нифонт, это я, Андрей.

— Сейчас, сейчас открою.

Послышались шаги хозяина, загремел запор.

— Заходи, Андрюша. Что-то ты припозднился.

— Вечер добрый, Нифонт. Дела задержали. Я только вернулся из Любека.

Андрей из тёмных сеней вошёл в освещённую светильниками комнату.

— Андрюша! — радостно воскликнула Василиса и бросилась навстречу жениху. Но, не дойдя двух шагов, внезапно остановилась, побледнев.

— Что у тебя с рукой? — глаза её округлились от удивления.

Андрей перевёл взгляд на левую руку. Разрез на сукне сюртука заметен не был, но по кисти на пол стекала крупными каплями кровь.

— Ой, ужас какой! Папенька, Андрюшу ранили! — крикнула она отцу. И, обращаясь уже к Андрею: — Сейчас я, мигом! Потерпи, милый!

Василиса метнулась на кухню, вернувшись с тазом тёплой воды и чистыми тряпицами.

В сенях послышался грохот, и в комнату вбежал испуганный Нифонт. Он сразу увидел кровь на полу.

— Это чего такое? Андрей, ты ранен? Кто тебя… так?

— Немного. Ножом зацепило. Грабитель напал.

— Ох ты, господи! Беда-то какая! Василиса, пошевеливайся!

— Папенька, вы бы помогли Андрею сюртук снять.

— И правда.

Нифонт осторожно стянул с Андрея сюртук, потом рубаху.

Рана была линейной, с ладонь длиной, довольно глубокой и кровоточила.

Василиса смочила чистую тряпицу водой, обмыла края раны, наложила сухую повязку.

— Бедненький, на службе пострадал! — сказала девушка голосом, полным жалости и сострадания.

— Ничего, за одно битого двух небитых дают, — подбодрил Нифонт Андрея. — Служба у него, дочка, такая. Чай, не на печи лежит. Ты кормить его думаешь?

— Так я ведь не сиднем сижу! — Василиса убрала таз и окровавленные тряпки, затем вернулась и унесла испачканные кровью рубашку и сюртук.

— Замочу сразу, а то ведь пятна могут остаться.

Через четверть часа Василиса вернулась, неся на подносе миску с исходившей паром картошкой, квашеной капустой. Рядом стояло блюдо с мочёными яблоками и кувшин вина.

— Прости, Андрей, не готовились мы к вечернему визиту.

— Пустое, — махнул рукой Нифонт. — Чем богаты, тем и рады. Давай с красного вина начнём. Бают, для крови хорошо, а ты после ранения.

Нифонт разлил вино по стеклянным стаканам. Чокнулись, выпили. Андрей стал жадно есть. За день во рту маковой росинки не было, а побегать и поволноваться пришлось изрядно. Под вино и умял всю картошку да капусту с огурцами. В животе разлилось приятное тепло, голова поплыла.

— Э, да ты уже и готов, — заметил Нифонт. — Спать пора, и то сказать — одиннадцать часов уже.

Обычно трудовой люд спать ложился рано — в восемь-девять часов вечера, но и вставали затемно, в пять-шесть часов. Потому и глаза слипались у всех.

Андрей дошёл до постели, заботливо приготовленной Василисой, и, едва стянув сапоги и штаны, рухнул на мягкую перину.

Сон навалился мгновенно, и спал Андрей без сновидений.

Утром первым делом Андрей здоровой рукой дотронулся до раненой. Рана ещё поднывала, но повязка была сухой.

Нифонт к тому времени уже ушёл на рынок.

Василиса поставила на стол завтрак. Ели молча.

После завтрака Василиса взялась штопать порез на рубашке и сюртуке. Потом стала гладить.

Андрей едва дождался, пока она приведёт в порядок одежду — надо было спешить на службу.

Не без труда одевшись, он поцеловал Василису в губы, подхватил узелок с судовой кассой и направился в розыскную экспедицию.

У Лязгина в кабинете он после обычного приветствия шлёпнул на стол узелок, развязал его. Потом достал из кармана бумаги, протянул Лязгину.

— Объясни, — сказал Иван Трофимович.

— Это деньги из судовой кассы, что Пётр Иваницкий украл. Вот заявление капитана «Ерша».

— Отлично.

Лязгин дружески хлопнул Андрея, угодив прямо по ране. Заметив, как перекосилось лицо подчинённого, Лязгин встревожился.

— Когда мы с тобой вчера виделись, ты же здоров был. Чего приключилось?

— Грабитель вечером ножом задел.

— И что?

— Выстрелил я в него, да он убежал.

— Попадётся ещё, — нахмурился Лязгин. — А это что?

— Опись ценностей купца Редникова, которые Пётр у дочери его в Любеке украл. Все ценности я вернул купцу.

— Наш пострел везде поспел, — удивился Лязгин.

— Вы на обороте почитайте.

Лязгин перевернул лист. «Так… возвращены все… претензий не имею».

— Отлично! Подшивай опись в дело этого Петра — и в суд.

— Купец просил: про ценности и дочку — ни слова. Я слово дал. С Петра и кражи денег судовой кассы хватит.

— Ну, раз слово дал — держи. А жаль! Было бы два раскрытых дела вместо одного.

— Сами понимаете, Иван Трофимович, вопрос деликатный. Редников не хочет огласки того, что дочь его из отчего дома с проходимцем сбежала.

— М-да, конечно, понимаю. Но ничего, и одно раскрытое дело — тоже неплохо. И какое дело! За границей раскрыл! Молодец, растёшь! Рука-то сильно болит?

— Терпимо.

— Вот что, Андрей. Даю тебе три дня отдыха своей властью — больше не могу. Всё-таки в Любеке без отдыха трудился, опять же ранение лечить надо.

— Спасибо. Так я пошёл?

— Иди, отдыхай.

Андрей вышел, немало в душе подивившись тому, что Лязгин выглядел после вчерашней пьянки, как нежинский огурчик, только что сорванный с грядки. Запашок только немного выдавал.

Несмотря на то, что ныла раненая рука, настроение у него было прекрасное. Хорошо-то как! Три дня отдыха! И никаких дел! Можно отоспаться. А то Андрей что-то и в самом деле чувствовал себя изрядно уставшим.

Путилов хлопнул себя по карману — что-то там мешается… Когда шёл на службу, не чувствовал — все мысли были поглощены работой. А тут вышел из экспедиции — и нате вам!

Андрей сунул руку в карман и вытащил кошелёк Редникова. Чёрт! И как он забыл? И Василиса хороша — ни словом не обмолвилась. Вчера ведь сюртук и рубаху стирала, сегодня штопала и гладила… И наверняка перед стиркой выложила содержимое карманов, а потом на место вернула. И не сказала же ничего!

Андрей остановился, развязал кошель, заглянул… И от удивления аж присвистнул! Кошель был забит серебром под завязку.

Первым порывом Андрея было пойти и вернуть кошель Редникову. Слишком много денег! Да теперь уже и неудобно как-то. Надо было вчера категорически отказаться! А сегодня — чего уж…