Юрий Корчевский - Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности»

— Ты всех девок в доме перепортил, — продолжал граф, — но я закрывал на это глаза — дело молодое. Ты не таскал мешки, как другие, не рубил лес, спал сладко по ночам. За что же ты отплатил мне чёрной неблагодарностью? А Марфа чем перед тобой провинилась, что ты её жизни лишил? Скромная, честная, работящая девушка. Она-то чем тебе помешала?

Илья молчал. Да и что он мог сказать в своё оправдание?

— Ценности на месте?

— Сейчас, Александр Сергеевич, сейчас принесу.

За поимкой убийцы и вора о ценностях подзабыли.

Матвей ушёл и вскоре вернулся со свёртком. Он положил свёрток на стол, развернул. Все, кроме лежащего Ильи, сгрудились вокруг стола.

Даже при скудном свете светильника бриллианты играли. Казалось, они сами излучали свет.

— А чего это так темно? — спросил граф. — Аникей, зажги свечи!

Сторож зажёг свечи на двух канделябрах. После тусклого света фонаря стало значительно светлее.

— Пойду, снесу к супружнице, пусть проверит — всё ли на месте, она свои ценности лучше меня знает.

Граф взял свёрток и ушёл на второй этаж, в спальню жены.

Он долго отсутствовал — не менее часа. Мгла за окнами стала уже сереть, забрезжил рассвет.

Наконец граф соизволил спуститься.

— Всё цело! Ничего промотать не успел. Так что же мне с тобой делать? — обратился он к Илье.

— В арестантскую его положено, ваше сиятельство, — сказал Андрей.

— Он мой крепостной, и только мне решать, как с ним поступить. Суд — он для свободных мужей.

Граф походил по комнате. Он то морщил лоб, то останавливался и закрывал глаза.

— Вот что, — медленно проговорил он. — Смерть для него — слишком лёгкое избавление от вины. Я его тебе не отдам, — повернулся он к Андрею. — Есть у меня на Урале рудник, где малахит да изумруды добывают. Сошлю его туда, да с письмецом сопроводительным. Пусть до конца дней своих в руднике, в штольне останется, — на хлебе и воде, солнца не видя.

— Помилуй, хозяин! — завыл Илья. — Бога за тебя молить буду!

— Не поминай имя господне своими устами, мерзавец!

Граф повернулся к Матвею.

— В холодную его, пусть пока там посидит.

Сторож и Матвей подхватили Илью и, не дав ему встать, поволокли его к выходу.

— Ну что ж, Андрей. Честно говоря, сомневался я, что ты сможешь кражу да убийство распутать. Уж больно молод ты. — Граф улыбнулся. — К сожалению, этот недостаток с возрастом пройдёт. Прости, что после рабочего дня ещё и ночью пришлось злыдня искать. Но оно того стоило. Держи!

Граф достал из кармана золотую монету и протянул её Андрею.

— Что вы, ваше сиятельство! У меня жалованье.

— Жалованье! — фыркнул граф. — Медяки! Заслужил, бери!

Андрей взял монету.

— Спасибо, ваше сиятельство! Я могу идти? Мне на службу надо, утро уже.

— Иди, голубчик. Я тобою премного доволен. Не премину Чичерину при встрече о тебе рассказать.

Андрей поклонился и вышел. Николай Иванович Чичерин был генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга, самое высокое для Андрея начальство.

Быстрым шагом Андрей шёл в канцелярию. В свой дом граф привёз его на карете, показалось — быстро. А пешком — полчаса ходьбы. И всё-таки пусть ненамного, но он опоздал.

Савва, приметив опоздание, декларативно достал из кармана жилета часы, открыл крышку и досадливо крякнул. Потом подошёл к столу Андрея.

— Непорядок! На службу опоздал, небрит и, по-моему, даже не причёсан. Распустились!

— Да я… — попытался оправдаться Андрей, но начальник и слушать его не стал.

— За нарушение порядка — на два дня в архив. Там скопилось много бумаг, надо разобрать.

И вернулся на своё место.

Архив был чем-то вроде ссылки. Располагался он в подвале. Маленькое зарешеченное оконце давало скудный свет, приходилось работать при свечах. А пыль? Возьмёшь стопку дел — и сюртук и руки в пыли, попробуй очиститься. Да и воздух спёртый, затхловатый. Не подарок, одним словом.

Сидящие за соседними столами сослуживцы проводили Андрея злорадными взглядами.

До обеда Андрей разбирал судебные дела, постоянно чихая от пыли; у него чесались и слезились глаза. После бессонной ночи, чувствуя себя разбитым и опустошённым, он едва дотянул до конца службы.

Со службы — домой. Кое-как обмывшись над тазиком, он весь вечер чистил щёткой мундир.

Утром тщательно выбрился, позавтракал и — на службу. Показавшись Савве, он спустился в подвал. Со вздохом осмотрел стопы неразобранных дел. Тут работы было не на одну неделю. Одно радовало — столоначальник сослал его на два дня, и один день уже позади. Только вот рассказать товарищам своим по службе о расследовании ничего не успел, хотя подмывало. А в подвале кому расскажешь? Крысам только… И о причине опоздания Савва слушать не стал.

Перед обедом на лестнице застучали шаги. В подвал спускался Панфил — он сидел за соседним с Андреевым столом.

— Слушай, чего происходит?! К нам в канцелярию сам Чичерин пожаловал, генерал-полицмейстер! Сколько здесь работаю — не видал его вблизи.

— Нашёл чем гордиться. Я его вообще никогда не видел. А зачем пожаловал, не знаешь?

— Наверное, кто-то набедокурил. Он с Саввой Пантелеевичем в кабинете заперся — уж полчаса как.

— Ну и господь с ними. Знаешь поговорку? «Кривая вокруг начальства — короче прямой».

Андрей сейчас даже был рад, что сидит в подвале.

Панфил убежал, но буквально через десять минут вернулся.

— Опять ты? — уже недовольно встретил его Андрей. — Работать мешаешь.

— Нужен ты мне больно! Тебя столоначальник к себе в кабинет зовёт.

— Зачем?

— У него и спросишь, — ухмыльнулся Панфил.

Андрей как мог отряхнулся, вымыл руки под умывальником, пригладил волосы мокрой пятернёй. Поднявшись на этаж, он постучал в дверь.

— А, Андрей, входи!

В кабинете на стуле Саввы сидел сам Чичерин — это Андрей понял по генеральской форме, погонам с золотыми эполетами. Андрей склонил голову, поздоровался.

— Что-то вид у героя твоего затрапезный, Савва Пантелеевич.

Савва зарделся.

— Так в архиве он, дела разбирает.

Чичерин посмотрел на столоначальника досадливо.

— Служитель твой за позапрошлую ночь злодейство расследовал у графа Строганова. Представляешь, у супружницы его горничная ценности из шкатулки выкрала, полюбовник же её зарезал, а ценности спрятал. Бежать хотел на Урал, к Емельке Пугачёву.

Савва, который стоял сбоку от своего стола, склонился, выказывая внимание. Он ещё не понял, каким боком кто-то из его сотрудников причастен к происшествию. Лоб наморщил, мозги напрягая.

Генерал не спеша достал из кармана табакерку с красовавшимся сверху вензелем императрицы Екатерины, щедро усыпанную бриллиантами, помедлил, давая возможность Савве Пантелеевичу разглядеть царский подарок. Затем затолкал в нос добрую порцию нюхательного табаку, громогласно чихнул и вытер нос кружевным платочком.