Валерия Вербинина - Эхо возмездия

– Да, мы с сестрой тоже слышали эти слова, – Лидочка повела плечиком и сделалась еще очаровательнее. – Но он так говорил, чтобы набить себе цену. Ему ужасно хотелось казаться интереснее, чем он был.

– Почему вы так думаете? – с любопытством спросил Бэрли.

– Потому что, когда Наденька стала спрашивать у него, что он имеет в виду, он стал говорить всякие глупости, – сердито ответила Лидочка. – Что он знает, но ни за что не скажет, потому что не имеет права, и все в таком же духе. Вообще мне кажется… прости, папа, но он за ужином выпил больше, чем следует. По-моему, баронесса Корф тоже осталась не в восторге от его манер…

– По правде говоря, я не заметил, чтобы он много пил, – признался озадаченный Снегирев.

– Ну, не то чтобы много, но достаточно, чтобы… чтобы стать развязным и неприятным. – Павел Антонович нахмурился. – Папа, прости, я знаю, что ты его защищал и что он невиновен, но я просто говорю, какое у нас от него осталось впечатление.

– У нас? То есть не только у тебя?

– Ну, Наденьке он тоже не понравился, – протянула Лидочка. – И Федору Алексеевичу тоже. Федор Алексеевич так и сказал про него: «Мутный тип».

– Вам, кстати, стоит пообщаться с Федором Алексеевичем, – заметил Снегирев, обращаясь к Бэрли. – Полагаю, опыт человека, побывавшего в ссылке, может обогатить вашу книгу рядом интересных деталей.

– Вряд ли, – сухо ответил Бэрли. – Вчера я уже завел речь об этом с мистером Меркуловым, и он дал мне понять, что не собирается ни говорить о ссылке, ни вспоминать о ней.

Лидочка сжала губы, хотя ее так и распирало от смеха. Когда англичанин произносил последнюю фразу, он был на удивление похож на нахохлившегося филина. Кроме того, Лидочка краем уха слышала тот самый разговор и отлично помнила, что Федор, едва речь зашла о ссылке, потемнел лицом и категорически отказался служить материалом для книги, а когда собеседник стал настаивать, вспылил и просто-напросто послал англичанина к черту.

– Что ж, полагаю, это его право, – рассеянно промолвил Павел Антонович, – хотя с точки зрения науки…

Лидочка, не выдержав, фыркнула и поспешно закрыла руками рот. Она вся покраснела и смотрела на собеседников блестящими смеющимися глазами. От ее гибкой фигуры, лица и светлых волос исходило такое очарование, такая беззаботность, что у Снегирева не хватило духу сделать дочери замечание.

– Ну, раз уж кое-кого наука совсем не интересует, – сказал Павел Антонович, безуспешно пытаясь напустить на себя строгий вид, – то вот тебе задание. Иди к Любови Сергеевне и постарайся разузнать у нее побольше о том, что за следователь приезжает, как его зовут… э… женат он или нет, любит он собак или кошек… словом, все, понимаешь?

– Но она ничего не знает! – протянула Лидочка разочарованно. – Только то, что он очень важный и из Петербурга…

– Прекрасно, – заключил Павел Антонович, – тогда скажи ей, чтобы она непременно все разузнала… и пока не разузнает, пусть не возвращается обратно! – в порыве вдохновения добавил он.

Лидочка фыркнула, но тотчас посерьезнела и, опустив ресницы, чинно проследовала к выходу. Любой, кто мог наблюдать мистера Бэрли в этот момент, мог убедиться, что сходство с филином не прошло для него даром: по крайней мере, голова у него тоже могла поворачиваться почти на сто восемьдесят градусов, когда он провожал дочь хозяина тоскующим взором.

Узнав, чего от нее ожидает хозяин дома, Любовь Сергеевна объявила, что она приложит все усилия, чтобы удовлетворить любопытство своего кумира, и вообще, если Павлу Антоновичу нужна какая-нибудь помощь, она будет счастлива ее оказать. Попрощавшись с младшими Снегиревыми, она удалилась.

– Наконец-то мы от нее избавились, – проворчал Сашенька, когда шаги гостьи стихли за дверью. – Я думал, она уже никогда не уйдет!

Лидочка пожала плечами, устроилась в кресле возле окна и раскрыла книгу. Наденька села на диван и стала рассеянно гладить полосатую кошечку, которая скользнула к ней на колени. Часы пробили два. В комнату заглянула мать, и по кислому, как уксус, выражению ее лица старшие дети тотчас почувствовали, что она не в духе и не прочь закатить скандал.

– Эта особа уже уехала? – спросила мать тонким, злым голоском. – Очень хорошо! Не понимаю, о чем думают женщины, которые набиваются в гости к женатым мужчинам… изображают из себя преданных почитательниц, а сами готовы на бог весть что!

– Мама, не надо, – пробормотал Сашенька, испытывая мучительную неловкость.

Само собой, его замечание оказало действие, совершенно противоположное тому, на которое он рассчитывал.

– Чего не надо? – рассердилась мать. – Сколько я перевидала за свою жизнь таких, как Любовь Сергеевна… Все тише воды, ниже травы, «ах, Павел Антонович, вы такой гений»… А у самих на уме только одно! И еще это убийство, о котором наверняка будут писать все газеты… Боже мой, ведь я же говорила Павочке: зачем, ну зачем ты вмешиваешься? Как чувствовала, ничего хорошего из этого не получится…

– Конечно, ему не надо было вмешиваться, – сказал Сашенька сухо. – Чтобы невинного человека сослали за то, чего он не совершал…

– А его бы не сослали! – вскинулась мать. – Ведь не было никаких улик, вообще ничего не было… Одни подозрения. В наше время не признают виновным, когда нет ничего, кроме подозрений!

– Ничего вы, мама, не понимаете, – ответил сын сердито. – Когда происходит такое громкое убийство, полиции обязательно надо обвинить хоть кого-нибудь. Они не смогли поймать настоящего преступника, ну, и обвинили Колозина.

– Какой смысл сейчас говорить об этом? – с раздражением промолвила Наденька. – Колозин убит! А остановился он в нашем доме! Проблемы будут вовсе не у Колозина – как вы не понимаете, в самом деле, проблемы будут у всех нас!

Ее вспышка странным образом разрядила обстановку: мать почувствовала, что дочь в какой-то степени на ее стороне, но что она взвинчена, и поэтому сейчас не время и не место устраивать скандал.

– Мы ни в чем не виноваты, – упрямо проговорил Сашенька. – Мы его не убивали.

– Боюсь, что это нам еще придется доказать, – бросила Наденька с ожесточением. – Где ты был ночью, кстати?

– Как – где? Спал.

– А следователь спросит, один ли ты спал, и кто может подтвердить, что ты был у себя всю ночь. – Сашенька побагровел. – Понимаешь теперь, что будет?

– Вот об этом я и говорила, – удовлетворенно заметила мать. – А если бы Сашенька не привез его сюда, все было бы прекрасно.

– Получается, теперь я виноват? – вскинулся сын. – Так, что ли?

– Разве я обвиняю тебя в чем-нибудь? Конечно же, нет. – Мать вздохнула. – Просто все получилось так, что хуже не придумаешь. И еще этот англичанин, который будет думать о нас бог весть что…