Валерия Вербинина - Убежище чужих тайн

– Откуда вам это известно? – только и могла вымолвить пораженная Амалия.

– Госпожа баронесса, я своими глазами видел Казимира Станиславовича вместе с Луизой. Они думали, что никого нет поблизости. Она повисла у него на шее и говорила ему всякие глупости…

– Когда это было?

– На вечере у Ольги Кочубей. После ужина устроили игру в прятки, но ничего не получилось, потому что все разбрелись кто куда. Тогда я и заметил Луизу с вашим дядей.

– Вы говорите о вечере, который был за два дня до ее гибели?

– Да, о нем. А что?

А что, если доктор был не единственным, кто видел, как Луиза виснет на шее у постороннего мужчины? Что, если Мокроусов тоже увидел их – и понял, что любовница его обманывает или может обманывать, что для неумного и крайне самолюбивого человека наверняка почти одно и то же? Мог ли Мокроусов, к примеру, устроить западню в башне или, еще проще, вызвать туда Луизу, чтобы объясниться? И если в это время она стала насмехаться над ним и оскорблять, мог ли он выйти из себя и четырнадцать раз ударить ее ножом?

Почему бы и нет, собственно говоря?

– Как по-вашему, – решилась Амалия, – Сергей Петрович знал, что Луиза его обманывает?

– Нет. Поручиться не могу, но мне кажется, что нет. Он был уверен, что обманщик – он один, а она терпит его выходки, потому что любит его. Такое положение безгранично льстило его самолюбию. Насколько мне известно, о Викторе он узнал уже после ее смерти.

– А о моем дяде?

– О нем вообще речи не заходило. Я никому не говорил о том, что я видел.

– Я вам очень благодарна за это, доктор, – серьезно промолвила Амалия. – Скажите, Серапион Афанасьевич, как по-вашему, могли у Луизы Леман быть другие любовники?

– Не знаю. По правде говоря, у меня в то время были дела поважнее, чем следить за амурными похождениями этой особы. Мы опасались эпидемии холеры и пытались к ней подготовиться, еще коллега вызвал меня в Полтаву на консилиум к госпоже Ворожейко, я возился со штабс-капитаном Тарнавским, который был совершенно безнадежен, лечил крестьян, занимался сыном госпожи Вартман, а вдобавок мне приходилось вскрывать беременную утопленницу и убитого мастерового…

– В таком случае позвольте мне задать другой вопрос. Если бы Сергей Петрович при жизни Луизы узнал, что его обманывают, что бы он сделал?

– Вы имеете в виду, мог ли он ее убить? – усмехнулся доктор. – Пожалуй, глупости на это у него бы хватило.

– А у Надежды Кочубей?

– Надежда Илларионовна – несчастная женщина, – покачал головой Серапион Афанасьевич. – Нет, она никого не убивала.

– Можно узнать, на чем основывается ваша уверенность?

– На том, что если бы она была убийцей, Сергей Петрович назвал бы ее имя на первом же допросе. И не только назвал, но и рассказал бы со всеми подробностями, как именно она убивала его любовницу.

Против этого было совершенно нечего возразить, и раздосадованная Амалия решила зайти с другой стороны.

– Скажите, доктор, вы ведь видели Надежду Кочубей в тот день, когда стало известно об убийстве…

– Да, я ее видел.

– Вы заметили на ней какие-либо раны, синяки, ушибы? Как если бы она недавно с кем-то боролась.

– Ничего такого не было.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен. Кроме того, Луиза Леман не боролась перед смертью. Убийца застал ее врасплох.

– А что вы можете сказать о душевном состоянии Надежды Кочубей в то утро?

– Она была очень взвинчена, плакала и металась, – серьезно сказал доктор. – За несколько дней до этого я осматривал ее и сообщил ей, что она станет матерью. Она попросила меня пока никому не говорить – она-де суеверна. Но следователь Курсин настаивал на том, чтобы с ней поговорить. Пришлось мне объяснить, почему ее пока не стоит тревожить…

– Кто был отцом ребенка?

– Не знаю и знать не хочу, – ответил доктор, нахмурившись. – Либо Виктор Кочубей, либо Сергей Петрович. Я ее не спрашивал…

– В тот день Виктор жестоко избил жену. Вас вызвали после этого?

– Да, но я все равно ничем не мог бы ей помочь. У нее случился выкидыш.

– Вы осматривали труп Луизы Леман. Не могли бы вы повторить мне, к каким выводам вы пришли?

– Выводы я уже изложил в своем заключении, а потом повторял новому следователю и на суде, – отозвался Серапион Афанасьевич. – Жертва была убита не там, где обнаружили ее труп, а в другом месте. Ее ударили четырнадцать раз острым предметом, ножом или кинжалом. Только три удара оказались смертельными.

– А не может ли быть так, – спросила Амалия, – что Луизу Леман ударили лишь один раз, после чего наступила смерть, а остальные удары наносились уже по мертвому телу, так сказать, для отвода глаз?

– Нет, – покачал головой ее собеседник. – Если хотите, я могу показать на вас, как наносились удары. Впрочем, вам, вероятно, это будет неприятно…

Но Амалия сказала, что готова к эксперименту, и встала перед доктором, который, глядя на нее сверху вниз, быстро показал, куда именно пришлись удары.

– Первые два не были смертельными, но третий пробил сердце, потом удары наносились куда попало – в грудь, в живот, в плечи…

– Крови было много?

– Разумеется.

– То есть убийца был весь в крови?..

– Я бы так не сказал, потому что артерии не были повреждены. Но кровь, конечно, на него попала.

– А оружие? Я знаю, что его не нашли, но вы, как врач, можете что-то о нем сказать?

Доктор Гостинцев поморщился.

– В своем заключении я написал, что у убийцы был нож или кинжал. В этом нет никакой ошибки, но я был молод и до того мало соприкасался со случаями подобных ранений…

– Что именно вы имеете в виду? – насторожилась Амалия.

– Сейчас я бы сказал точнее, – отозвался ее собеседник. – Не нож, а именно кинжал. Недавно в меблированных номерах «Италия» произошел прискорбный случай – драка с применением холодного оружия, – и, когда я перевязывал потерпевшего, я снова увидел раны такого же типа. Лично я предполагаю, что у убийцы Луизы Леман был кавказский кинжал.

– Но ведь это все меняет! – вырвалось у пораженной Амалии. – Я хочу сказать, что это может сузить круг поисков…

– Боюсь, что нет, – покачал головой доктор Гостинцев. – Потому что Сергей Петрович держал у себя целую коллекцию холодного оружия, в доме Виктора Кочубея тоже хранились какие-то вещицы, привезенные с Кавказа, и если вы выйдете сейчас на улицу и завернете за угол, то увидите лавчонку, где вам продадут хоть дюжину кавказских кинжалов – поддельных, конечно, но выглядеть они будут почти как настоящие. По правде говоря, – продолжал Серапион Афанасьевич, – я не думаю, что что-то изменилось бы, если бы я двадцать лет назад сказал о кинжале. Потому что Меркурий Федорович – человек крайне дотошный, он и без всяких моих заявлений озаботился проверить все ножи и кинжалы в домах обоих подозреваемых.