Валерия Вербинина - Убежище чужих тайн

– Вы, наверное, уже слышали, что в наши края приехала дочь мадемуазель Леман, – начала Амалия. Груша приличия ради издала несколько изумленных восклицаний, но Амалия по выражению ее лица поняла, что слугам уже было все известно. – Она думает, что ей удастся выяснить, кто все-таки убил ее мать, но она не говорит по-русски, и я задаю вопросы вместо нее. – Говоря все это, Амалия пожала плечами, словно сама она не слишком верила в то, что ей удастся разузнать что-то новое. – В вину Егора Домолежанки она не верит, и я думаю, что она совершенно права…

– Конечно, права! – вскинулась Груша. – Егор хороший парень, он никого не убивал…

– Вы хорошо знали Луизу, раз прислуживали ей, – сказала Амалия. – У нее были враги, кроме Надежды Илларионовны?

Однако слуги были категоричны: ничего подобного они не заметили.

– А как Сергей Петрович относился к ней в последнее время? – спросила Амалия. – Может быть, как-то переменился, или охладел, или начал с ней ссориться…

Но и тут ответом было решительное «нет».

– Многие знали, что Сергей Петрович встречается в башне с Надеждой Кочубей?

– Да уж секрета это не составляло, – пробормотал Петр, принюхиваясь к божественному аромату, доносившемуся из кухни. – У хозяина было два ключа от башни, а потом вдруг остался один. Потом госпожа Кочубей стала часто ходить в лес, чтобы собирать цветы. Тут всякий догадается, что к чему…

– А ключей было только два, не было запасного? – спросила Амалия.

– Только два, – объявила Груша.

– И никто не мог сделать третий ключ?

Тут супруги обменялись каким-то двусмысленным взглядом, так что Амалия забеспокоилась.

– Скажи, – негромко промолвила Груша, не сводя глаз с мужа.

– Да что мне говорить?

– Про ключ. Как она тебя послала, денег дала и велела молчать.

– Куда послала и о ком, собственно, идет речь? – вмешалась Амалия.

– Да француженка эта, – нехотя отозвался Петр. – Однажды хозяин уехал в Полтаву, она отдала мне ключ от башни и велела, чтобы я пошел в деревню и сделал точно такой же, но никому не говорил, что это и для кого.

– Так у Луизы был третий ключ? – спросила баронесса фон Корф после паузы.

– Да, госпожа баронесса.

– И вы не сказали об этом на суде?

Петр насупился.

– Так она же сама велела молчать, – ответил он со смешком.

– Петя на нее обижен был, – сочла нужным объяснить Груша. – Она все смеялась над тем, что он много ест, и дразнила его, что однажды он застрянет в дверях и не сможет ни войти, ни выйти.

– Стерва она была, – неожиданно выпалил слуга.

– Да брось! Не такая уж она была плохая хозяйка…

– У нас поваренок был косой, так она говорила, что он никогда толком не знает, на что смотрит. Девушек гоняла, если они красивые были, они уж старались похуже одеваться и на глаза ей не попадаться – нет, она все равно старалась их выжить. Иоганн Карлович уж на что спокойный был человек и в ее дела не мешался, и то он ей не нравился. Все задирала его, меня, говорит, раздражает, что он такой, ни рыба, мол, ни мясо.

– А как она относилась к Елене Кирилловне? – поинтересовалась Амалия.

– Тоже пыталась ее задирать, но Елена Кирилловна умеет себя поставить. Она мужу под стать была, всегда вежливая, спокойная, ни одного слова грубого от нее не услышишь, но и сама грубостей терпеть не станет. Если б не она и не господин управляющий, то Сергей Петрович куда раньше бы разорился. Только они за хозяйством и следили, как надо.

– В каком смысле – разорился?

– Так он почему все продал-то и уехал – потому что денег осталось мало, – объяснила Груша. – Адвокаты, да взятки, да господин Фиалковский, который тоже своего не упустит… Словом, потерял на этом деле Сергей Петрович уйму денег. Раньше, если какие трудности возникали, его родственники всегда выручали, а после убийства Луизы они знать его не желали.

– Вы что-то путаете, – решительно сказала Амалия. – У него сейчас состояние в несколько миллионов, а уехал он из этих мест потому, что просто невозможно было после всего случившегося здесь оставаться.

– Уж не знаю, откуда у него сейчас состояние, – заявил Петр, – но после процесса у него дела вконец были расстроены. Сюда, положим, он больше приезжать не хотел, но ему в то время и на содержание дома в Полтаве еле-еле хватало. Но, конечно, он никому никогда не показывал, как у него все скверно. Когда уезжал, всем слугам на прощание сделал подарки.

– А когда он башню велел сломать?

– Сразу же после процесса. Да он и раньше не скрывал, что велит ее уничтожить. «Я, – говорит, – даже думать не хочу, что существует то место, где Луизу так жестоко убили». – Груша шмыгнула носом. – Мне кажется, что бы там ни говорили, но он все-таки ее любил.

– Кому нужна такая любовь, из-за которой оказываешься на том свете, – проворчал Петр, и Амалия была вынуждена признать, что слуга смотрел в корень дела. Хоть и в примитивной форме, но он повторил ее собственные мысли.

Потратив еще несколько дней на разговоры со свидетелями, Амалия убедилась, что сведения, которые она узнала, не прибавляют ничего нового к тому, что ей уже было известно. Никто не знал, откуда взялось орудие убийства, никто не мог точно сказать, кто именно убил Луизу Леман, и, по большому счету, людям было все равно, что произошло двадцать лет назад.

Вечером Амалия сидела на террасе в старом плетеном кресле, в котором в былые годы любил отдыхать ее дед, генерал Тамарин. Рассеянно слушая доклад Августина Фридриховича о том, как идут дела в имении, она размышляла о том, почему ей так тягостно здесь находиться, почему она хочет как можно скорее вернуться в Петербург. «Может быть, – думала Амалия, – все потому, что есть люди деревни и есть люди города. Одним хорошо только на лоне природы, другие чувствуют себя в своей тарелке лишь тогда, когда вокруг дома, улицы и копошение человеческого муравейника».

Генерал Тамарин мог годами безвылазно жить в деревне, но уже его сын предпочитал города, а внучка – тем более. Вдохновенно блестя стеклами очков, Августин Фридрихович старался заинтересовать баронессу фон Корф описанием паровой молотилки – машины, которую перевозили по губернии на нескольких упряжках волов туда, где требовались ее услуги, и на месте обмолачивали пшеницу по четыре копейки за пуд. Амалии было неловко, что она, хозяйка, не ощущает ничего, кроме вежливого равнодушия, хотя речь идет о ее пшенице, о ее деньгах, и только для нее Августин Фридрихович так хлопотал о том, чтобы молотилку привезли именно тогда, когда было нужно. Но в то же самое время что-то мешало ей разорвать непрочную связь, которая еще соединяла ее с родовым имением Тамариных. Она не могла представить себе, что когда-нибудь продаст его и окончательно переселится в город. И этого противоречия Амалия не могла себе объяснить.