Андрей Добров - Смертельный номер. Гиляровский и Дуров

– Ваньку. Ему сейчас полезней не напиваться в тоске, а как следует встряхнуться, занять себя работой. Так что я больше не нужен Володе. Да и, по правде сказать, наше перемирие начало таять под светом софитов, как мороженое на солнце. Мне все кажется, что Володька – увалень, никак не может набрать правильный темп… Мой темп. А он – ругается на меня. Слишком я мельтешу и все время тороплюсь – как ему кажется. Нет, я не буду ему ассистировать. Так лучше. К тому же мне надо вернуться в Гамбург – продолжить гастроль. Я уехал-то всего на неделю – отдохнуть от сосисок и тушеной капусты. Услышать родную речь на улице. Выпить нормальной водки. Да и… вообще!

– И долго вы собираетесь там пробыть? – поинтересовался я.

– Еще месяц. А потом – в Воронеж. Присмотрел там себе небольшой домик. Хочу купить.

– Воронеж – хороший город, – кивнул я. – Тихий, уютный.

– Да-да-да, – засмеялся Дуров-младший, – по сравнению с Москвой или Гамбургом – конечно.

– И вам надо срочно уезжать?

Анатолий сделал изящный жест рукой, в которой держал свою шапку.

– Не так чтобы срочно, но что же мне здесь теперь делать?

Я прокашлялся.

– Останьтесь еще на день, Анатолий Леонидович, – попросил я. – Уедете сразу после Нового года.

– Зачем? – поинтересовался он.

– Хочу попросить вас помочь мне в одном деле.

Когда Дуров-младший, выслушав меня, ушел, я сел на тот же стул, на котором раньше сидел Ванька, и принялся ждать его брата. Не дождавшись, я спросил у проходившего мимо акробата, когда репетиция у Владимира Дурова, и тот ответил, что Дуров уже вовсю работает на основном манеже. Я быстро прошел туда и увидел на середине круга большую пушку, немного похожую на ту, что стоит возле стен Кремля. У пушки беседовали Дуров-старший с Ванькой. Владимир Леонидович заметил меня и поднял руку в салюте. Ванька же не обратил никакого внимания, хотя мне показалось, что и он меня увидел. Дуров повернулся к Ваньке и что-то спросил. Тот утвердительно кивнул и ушел в центральный коридор. Дуров наклонился к пушке и начал привязывать к торчащему из затвора крюку толстый желтый шнур. Сделав это, он огляделся, видимо, в поисках своего ассистента, а потом подошел ко мне.

– С наступающим, Владимир Алексеевич, – Дуров протянул руку, которую я с удовольствием пожал, – опять к нам? Прижились в цирке? Может, останетесь?

– Да что мне здесь делать-то? – с улыбкой спросил я.

Дуров отступил на шаг и окинул меня взглядом.

– Ну… Из вас мог бы получиться неплохой силовой акробат. Гиревик… Постойте!

– Что такое?

– Вспомнил! Теперь вспомнил, где мы встречались с вами раньше!

– Где же?

– В Гимнастическом обществе! Много лет назад! Мы с Толей приходили заниматься – но недолго. И вы там точно были!

– И сейчас бываю, – кивнул я.

– Я помню! – продолжал Дуров. – Вы занимались фехтованием.

– Не только. Теперь я там еще и председательствую.

– Ага! То есть жонглировать гирями вы сможете научиться быстро. Для вас это должно быть несложно.

Я рассмеялся.

– Уж совсем несложно! Владимир Леонидович, я на Волге крючником работал. Там мы не гирями – мешками тяжелыми жонглировали… Ну, не то чтобы жонглировали, конечно, однако к тяжестям я человек привыкший.

– Ну и замечательно! – воодушевленно сказал Дуров. – Конечно, для цирка вы, простите, староваты, однако зритель на Гиляровского пойдет… да, пойдет. Как же! Литератор – и в цирке выступает!

– Обязательно подумаю, – согласился я. – Как надоест мне словами жонглировать – так сразу к вам. Кстати, Владимир Леонидович, что это у вас? Пушка?

– Пушка!

– Для чего же?

– Для салюта. Сейчас Ванька приведет Принцессу, и будем с ней повторять номер.

– А кто у вас Принцесса? – поинтересовался я.

– Увидите. Настоящая принцесса – красивая, веселая, очень изящная.

– Наверное, свинья, – предположил я.

Дуров расхохотался.

– Угадали! Вот вы все же какой, черт, догадливый человек! – отвернувшись в сторону зверинца, он громко крикнул: – Ванька! Ванька!

– Иду! – на манеж вышел карлик, ведя за собой на веревочке большую хавронью, одетую в солдатский мундирчик.

– Что так долго?

Карлик только пожал плечами и, продолжая не обращать на меня внимания, подвел свинью к Дурову. Тот похлопал хрюшку по холке и дал ей из руки какое-то лакомство.

– Привет, привет, моя девочка, – сказал он ласково. – Ну что, готова поработать? Готова, моя Принцесса?

Свинья басовито хрюкнула.

– Молодец… ой, молодец, моя красавица! Ваня, давай на первую точку.

Ванька со свиньей отошли в сторону и остановились. Дуров повернулся вперед, вскинул руки и прокричал:

– А теперь, уважаемая публика, ровно в полночь мы встретим новый век поистине свинским салютом!

Не опуская рук, он обернулся к ассистенту.

– Иван Иванович! А где наш главный артиллерист?

– Ой! – испуганно закричал Ванька. – Беда! Он по случаю праздника упился до свинского состояния!

– Прямо-таки до свинского?

– До самого!

– Не может быть!

– Сами смотрите!

Ванька быстро отвязал хавронью, и та грузно пошла к Дурову. У самых его ног свинья вдруг повалилась на бок.

– Что же делать? – вскричал дрессировщик. – Так ведь и праздник наступит без салюта!

– Надо сыграть побудку на трубе! – подал свою реплику Ванька.

– Но у меня нет трубы!

– У меня есть!

С этими словами карлик вытащил из кармана большую бутылку с хорошо видимой надписью «водка».

– Разве ж это труба?

– А вот смотри!

Ванька поднес горлышко ко рту, делая вид, что пьет. И замер так. Дуров в раздражении повернулся к оркестровому балкону.

– Кузьма! – крикнул он. – Ты заснул там, что ли?

На балконе показалась голова одинокого музыканта.

– Ой! – донесся голос оркестранта. – Пропустил! Сейчас!

Карлик опустил бутылку.

– А вот, смотри! – снова подал он свою реплику и опять изобразил, будто пьет.

С балкона начала играть труба, сначала задорно, а потом медленнее, пока наконец не сбилась на протяжный затухающий звук. Тут Ванька свалился на пол, а вот свинья вскочила и ткнулась в ноги Дурову.

– Ага! – закричал тот. – Проняло тебя! Ну что же, служивый, давай слушать бой часов.

– Бам… – пропел все еще лежавший Ванька. – Бам… Бам…

Так он отмерил одиннадцать раз.

Я не заметил, сделал ли Дуров какой-то знак свинье, но на двенадцатом «Бам» она вдруг резво просунула пятачок в петлю шнура, закрепленного на пушке, и дернула его вбок.

Раздался громкий хлопок, повалил дым, а из жерла пушки вырвался какой-то ком тряпья, стянутого бечевками, и улетел на сиденья восьмого или девятого ряда.

– Хорошо, – сказал Дуров. – Давай, заряди пушку еще раз и снова повторим. Принцесса в форме, но закрепить никогда не помешает.