Валерий Введенский - Мертвый час

Чета Мейнардов, у которых расквартировалась Сашенька, давно отошла от дел, передав угодья в Стрельне [30]подросшим детям. Свой век старики решили скоротать в тихом Ораниенбауме, где купили домик с маленьким участком под огород. Но семь лет назад с открытием железной дороги число дачников, а стало быть, и стоимость аренды, резко подросли, и немецкая практичность взяла верх над желанием провести последние годы в покое. С мая по сентябрь старики домик сдавали, сами ютясь в сарае.

– Как фаше сдоровье? – осведомился Герман Карлович.

– Спасибо, лучше.

– Токда позвольте напомнит, что в отхошее место пакля нато кидат ф фетро. Ф тырку нельзя.

– Да-да, помню, – про это ведро Герман Карлович прожужжал Сашеньке все уши, когда договаривались.

– А почему, знаете? – раздался вдруг гнусавый баритон. – Потому что нашими фекалиями гансы свои грядки удобряют.

Сашенька спустилась с крылечка. Не спрашивая разрешения, в ее калитку вошел полноватый мужчина в пенсне с тонкими по-армейски подстриженными усиками на красноватом лице. Увидев его, Мейнард поморщился. Однако непрошеного гостя сие не смутило.

– Только вдумайтесь, княгиня: что же мы едим? За что платим на базаре? А вот за что: за собственные фекалии.

Приблизившись, баритон представился:

– Четыркин Глеб Тимофеевич, отставной капитан. Сосед ваш.

– Тарусова Александра Ильинична.

– Знаю, уже знаю, – капитан склонился над ручкой. – В нашей деревне инкогнитой не проживешь. Но позвольте про фекалии закончу. Вашему Герману Карловичу я строго-настрого запретил этакий индиферентум вытворять. Дышать было нечем, когда въехали. Но не зря говорят: «Хитер немец, обезьяну выдумал». Фекалии он все одно золотарям не сдает. Их по ночам забирает его сын. – И без всякой паузы Четыркин поинтересовался: – Падчерица моя у вас?

– Ваша падчерица? С какой стати? – удивилась Сашенька.

– С такой, что к вашим детям направилась. Во всяком случае, мне так сказала.

– А кто их представил? – еще более изумилась Сашенька.

Александре Ильиничне претили и чванство, и фанаберия [31], но титул супруга, его положение в обществе вынуждали и самой блюсти условности, и прививать их детям.

– Кто-кто? Тут вам не великосветский паркет. Дачи! Все друг с дружкой накоротке, знакомятся без представлений, к соседям заходят без приглашений. Аккурат как я сейчас. Мог ведь и не утруждать себя калиткой: вон она, канавка. – Глеб Тимофеевич показал на воображаемую линию в глубине сада. – Перепрыгнул – и уже у вас. Кстати, котик ваш так и поступил, а тут наша собачонка. Малепусенькая, но тявкает, что твой волкодав. Ваш рыжик с испугу на яблоню взбежал. Хе-хе… Так дети и познакомились.

– Фаша дочь гулять, – откуда-то из тени вмешался в разговор Герман Карлович, – с фаш сын…

– Как? Вдвоем? – заволновалась Александра Ильинична.

За Женей глаз да глаз нужен. Весь в Сашеньку – влюбчиво-романтичный. Только пока не понимает, что хищниц вокруг пруд пруди. А жених-то он завидный.

– Нет! Фсе фместе пойти. Фаш дочь, фаш сын два, их Нина и фрейлейн гувернантка.

– А фрейлейн хороша, – причмокнул Четыркин. – Ух, и хороша! У супруга вашего небось глаза разбегаются?

– Муж мой чрезвычайно занят на службе. Про всякие глупости ему думать некогда, – поставила наглеца на место Сашенька.

– Но раз он занят, значит, вы свободны, – отставной капитан весьма недвусмысленно схватил Сашеньку за локоток.

Она тут же его выдернула:

– Я тоже занята. Детьми. Их, если не заметили, трое.

– Дети! Ах, дети! Как они волшебны, когда свои. Мне вот чужих приходится воспитывать. Что ж, рад знакомству.

– Взаимно, – покривила душой Сашенька.

Нацепив канотье, которое весь разговор крутил в руках, Четыркин удалился восвояси.

Неприятный какой тип!

А вот его падчерица Нина Сашеньке понравилась. За вечерним чаем ее ротик не закрывался:

– Здесь так интересно! Вам крупно повезло, что сюда приехали. Кого с других дач ни спроси, все жалуются, скука там смертная. А в Ораниенбауме, наоборот, жизнь кипит. По четвергам и воскресеньям ходим в театр, по понедельникам на журфиксы к генеральше Остроуховой, каждый вторник у Журавлевых домашние спектакли, по средам играем в фанты у Фанталовых. Правда, смешно? Фанты у Фанталовых. По пятницам… По пятницам в Нижнем парке играет духовой оркестр и все гуляют там. Одни мы не ходим. Потому что чай пьем у Волобуевых. – Вздернутый носик на секунду сморщился. – Скучно у них…

Девушка замолчала. Евгений, не спускавший с нее влюбленных глаз, поспешил на выручку:

– Если скучно, зачем ходите к ним?

Нина передернула плечиками:

– Мать заставляет. Отчим с графом – армейские товарищи. Правда, после отставки долго не общались. Но в прошлом году, когда мы переехали в Петербург, случайно встретились и возобновили знакомство. Мы даже на Асину свадьбу приезжали.

– Ася? Это кто? – спросила Татьяна.

– Дочь Волобуевых, ныне княгиня Урушадзе. – И, понизив голос, чтобы не напугать Володю, Нина добавила: – Нынешним маем разрешилась от бремени мертвым младенцем. И не просто мертвецом, уродцем!

Несмотря на тщетную предосторожность, малыш заключительную фразу услышал. К удивлению Нины, не испугался, напротив, деловито поинтересовался:

– Заспиртовали?

– Кого?

– Уродца.

– Нет, – ошарашенно помотала головой девушка. – Похоронили. Там, у них в Грузии.

Интерес Володи к естественным наукам возник случайно. Как-то весной у гувернантки Натальи Ивановны случился выходной, Сашенька была чем-то занята, потому спровадила на прогулку с младшим сыном Дмитрия Даниловича. Князь повел отпрыска в Зоосад, но тот некстати оказался закрыт, и они направились в Кунсткамеру. Заспиртованные Рюйшем [32]уродцы Володю не ужаснули, наоборот, пробудили интерес к анатомии. Родители поначалу обрадовались: какой у них любознательный отпрыск растет! Но когда Володя в одном из атласов рассмотрел отличия между полами, приуныли. На вопросы, зачем и почему, Александра Ильинична смогла лишь объяснить назначение молочных желез, но то, что пониже, вызвало затруднение, и княгиня покраснела. Дмитрий же Данилович сунул сыну любимого Монтеня, считавшего в своем шестнадцатом веке, что отличий меж полами нет и окаянный отросток на самом деле у дам имеется, только втянут глубоко в живот. И стоит женщине пошире прыгнуть, как он неминуемо вывалится наружу.

Чтение Монтеня толкнуло юного естествоиспытателя на эксперимент, подопытными в котором стали сестра и гувернантка. На каждой прогулке Володя подстраивал им каверзу: то спрячется в кустах за канавой, то к луже подведет, которую не обойти. Барышни, подобрав юбки, покорно прыгали, но вывалившимися результатами не хвастались.