Андрей Добров - Украденный голос. Гиляровский и Шаляпин

Выстрел щелкнул незамедлительно – судя по звуку, стреляли из такого же «нагана», что были и у нас. Причем шел он из кустов на той стороне оврага. Но пуля снова прошла мимо. Я бросился к избе и, тяжело дыша, спрятался за одним из углов.

Ну что же, теперь мы были на равных. Я не видел стрелка. Но и сам был прикрыт старыми бревнами. Если Шаляпин высидит в погребе, то у нас будет шанс сыграть на равных.

Жаль, что Шаляпин этого понимать не хотел. Его голова вдруг появилась в проеме погреба.

– Владимир Алексеевич!

Что за дурак!

– Не вылезайте! – крикнул я. – Прячьтесь! У него револьвер!

Но певец упрямо мотнул головой и начал вылезать из погреба. Он не очень-то торопился, а у меня все похолодело в груди, когда я понял, сколько же времени он дает противнику, чтобы получше прицелиться!

Ну что же, оставалось только использовать эту глупость Шаляпина с пользой для дела.

Выстрел! Я заметил слабую короткую вспышку в кустах слева от мостков. И сразу перевел взгляд на певца – тот, слава богу, был жив!

– Гиляровский! – орал Шаляпин, оглядываясь. – Что за черт! Где вы?

Я коротко высунулся из-за угла и махнул рукой:

– Сюда! Бегом! Бегом!

И тут же воздух ударил мне в лицо – пуля прошла на расстоянии волоска от моих глаз – мне показалось даже, что я увидел мелькнувшую тень.

Через секунду Шаляпин был уже позади меня. Присев на корточки, он сорвал пук сухой травы и начал ожесточенно тереть рот и подбородок.

– Владимир Алексеевич! Это ужас! Ужас! Что я видел там!

– Федор Иванович, извините, но давайте-ка сначала разберемся с Воробьевым.

– Вы думаете, это Воробьев стрелял?

– Уверен. Кто еще? Наверное, выследил нас или мы его спугнули.

– Вот ведь мразь!

Шаляпин сплюнул и встал, прижавшись к стене.

– Дети там? – спросил я, осторожно выглядывая из-за угла.

– Да, – мрачно ответил певец. – Я, наверное, теперь спать не буду. Что я там увидел!

Я промолчал.

Это было год назад, во время коронации Николая Александровича. Ходынка… Затоптанные, грязные тела мужчин, женщин и детей – со свернутыми лицами, поломанными руками и ногами, вдавленными грудными клетками – сотни трупов с запекшейся кровью на искаженных лицах… И я – бредущий между ними… Я тоже думал, что уже больше не усну. Но все проходит…

– Будете, – буркнул я.

– Что?

– Я говорю, у него в револьвере осталось три патрона. А сидит он в кустах справа от мостков. И держит нас на прицеле.

– И что же нам делать?

Я вспомнил пулю, удар воздуха в лицо. И соврал:

– Если мы побежим, петляя, он растеряется. Две цели. На месте не стоят. А стреляет он плохо, вспомните – у него дрожат руки от употребления кокаина. Кстати, где ваш револьвер?

Шаляпин хлопнул себя по лбу и вытащил оружие.

– Вот он.

– Отлично. Итак. Я считаю до трех. Потом мы начинаем бежать. Я забираю вправо, а вы – влево. Петляем как зайцы. Отвлекаем его выстрелами. Главное – добраться до мостков. Около мостков ложитесь в траву и ждите. Дальше я сам. Понятно?

– Понятно, – по-деловому ответил Шаляпин, но я видел, что он очень волнуется. Лицо его все еще оставалось бледным, но кожа на щеках, там, где ходили желваки, неестественно покраснела.

– Тогда раз… два… три!

Мы выскочили из-за угла и побежали зигзагами к мосткам. Вернее, я побежал, а Шаляпин пристроился прямо ко мне за спину, моментально забыв все, что я ему говорил.

Выстрел! Еще выстрел!

– Туда! Туда бегите! – закричал я Шаляпину, указывая револьвером налево от себя. Певец притормозил, а потом зайцем метнулся в указанную сторону. Мы почти добежали до мостков, когда раздался седьмой выстрел и Шаляпин упал.

Подстрелили или он действовал по моим указаниям? Я не стал проверять. Да и прятаться теперь смысла не было. Семь выстрелов. Значит, барабан револьвера пуст. На перезарядку потребуется меньше минуты, спасибо нашему военному ведомству – оно заказывало в Бельгии револьверы, в которых перезарядку можно было делать, только последовательно выталкивая стреляные гильзы шомполом. Одну за другой. Оно считало, что перезарядка сразу всего барабана увеличит скорострельность, а значит, и расход патронов. А если у Воробьева действительно трясутся руки, то и перезаряжать барабан он будет медленнее. И я, не останавливаясь, рванул через овраг по предательским доскам…

Выдержали! Прогнулись, но выдержали!

Вот теперь пришло и мое время стрелять!

Я метнулся к кустам, вытянув вперед руку с револьвером и пуская пулю за пулей, чтобы не дать Воробьеву время спокойно перезарядиться. Вломился в кусты, увидев перед собой черный скорчившийся силуэт и глянувшее навстречу белое лицо с небольшими усиками.

Я остановился, тяжело дыша, с револьвером, нацеленным в грудь капитану Воробьеву.

– Ну, все, – сказал я тяжело. – Конец. Бросайте оружие, Воробьев.

Он поднялся. В одной руке у него был разряженный револьвер с откинутым в сторону барабаном. В другой – толстая трость с набалдашником из стального шара. Патроны валялись у ног убийцы.

– Ну че? – спросил Воробьев тихо. – Че ты за мной шпионишь? Чего тебе надо?

Он бросил свой револьвер к ногам и перехватил трость как дубину.

– Стой! – крикнул я. – Выстрелю!

– Давай, – кивнул Воробьев.

Я прицелился ему в ногу и нажал курок.

Тихий щелчок. И все.

– Семь, – сказал Воробьев. – Я считал.

Вот как? Я считал его выстрелы, прежде чем броситься в атаку, но и он считал мои. Пат. Вернее, никакой не пат – учитывая трость в его руках и мою полную безоружность. Впрочем, у меня было и свое преимущество. Если, конечно, оно все еще оставалось в ряду живых.

– Федор Иванович! – крикнул я себе за спину.

– Ау! – раздалось сзади.

Я перевел дух – все-таки Шаляпин жив. Слава богу!

– Бегите сюда!

Воробьев зарычал и бросился на меня, замахнувшись.

Я нырнул вправо, уходя от палки.

С тупым стуком тяжелый набалдашник ударил в землю.

Сзади раздался треск и вопль проклятия. Доски все-таки не выдержали веса Шаляпина. Он снова упал – на этот раз в овраг. Да, сегодня ему не очень-то везет.

Воробьев развернулся и махнул своей тростью в мою сторону, задев по плечу.

Было больно, но руку он мне не сломал. Или я этого еще не почувствовал в горячке драки.

Играть в борьбу по правилам было некогда. Я просто кинулся на него, но Воробьев, размахивая своей «дубинкой», удержал меня на расстоянии.

Шаляпин, наконец, выбрался из оврага и побежал к нам. Увидев его краем глаза, я крикнул:

– Стреляйте по ногам!

Шаляпин, не останавливаясь, выстрелил раз, другой – пули попали под ноги Воробьеву, не задев его. Но он хотя бы отпрянул.

Тогда я снова бросился на него, но он быстро, почти незаметно, шибанул мне набалдашником под дых, отчего я со стоном согнулся. Воробьев ногой повалил меня на землю. Я увидел его грязные сапоги у своего лица.