Борис Акунин - Планета Вода (сборник с иллюстрациями)

– О чем она с вами шепталась? – подозрительно спросил Сергей Тихонович. – Обо мне? Я знаю, она считает меня ничтожеством… Смотрите, она идет в зытяцкий морг! Зачем?

– Что нам за дело? Есть заботы поважнее. – Фандорин потянул титулярного советника обратно в дом. – Сейчас я закончу чистить свой «франкотт», и вы мне покажете ваш «браунинг». Судя по пыли на кожухе вы давно не стреляли.

– Я, собственно, никогда из него не стрелял…

– Вот видите.

Однако заняться клочковским «браунингом» Эрасту Петровичу не довелось.

Со двора донесся пронзительный вопль, и Фандорин с товарищем прокурора кинулись к окну.

К больнице бежала Аннушкина.

– Его нет! Нет! – кричала она. – Исчез! Записка только! Еле разобрала почерк!

Выскочившему на крыльцо Эрасту Петровичу она сунула под нос вырванную из тетради страничку, гневно бросив:

– А вы сказали, что Шугай ушел!

«Дикарь меня выследил. Ухожу. Прощай!», – было написано на листке вкривь и вкось.

– Кто это написал? Ольшевский? – Сергей Тихонович заглядывал Фандорину через плечо. – Ага, вы все-таки прятали его! Где, в зытяцком морге? Ну конечно! Я должен был догадаться! Единственное место, куда Шугай ни за что не сунется! А он каким-то образом пронюхал. Вот почему он не отзывался на мои крики!

Не слушая титулярного советника, докторша схватила Эраста Петровича за лацканы:

– Он пропадет в лесу! Он как ребенок! Этот зверь легко выследит его и убьет! Что делать? Что?

– Догнать и найти прежде, чем это сделает Шугай, – мрачно ответил Фандорин, потерев пальцем бумагу. – Химический карандаш… Написано часа два назад. Нельзя терять ни минуты. Сергей Тихонович, заберите с подоконника оружие и догоняйте.

Ольшевский – не лесной Чингачгук, взять след было нетрудно. Глубокие отпечатки каблуков и ширина шага свидетельствовали о том, что беглец сначала – должно быть, в панике – пометался по двору, и со всех ног припустил к лесу.

– Туда, к опушке! – махнул Фандорин не отстававшей от него докторше и титулярному советнику, принесшему оружие.

– Скорей! Ради бога скорей! – всё повторяла Аннушкина.

Следы довели до опушки, но в чащу Ольшевский не углубился – видимо, побоялся.

– Теперь ясно, – сказал Эраст Петрович. – Он решил держаться самого края леса, чтобы не потерять из виду реку. Боится з-заблудиться. Света остается часа на полтора, нужно догнать его до темноты. Перехожу на бег.

Он перестал смотреть на землю и побежал – вроде бы расслабленно, без напряжения, но выдержать такой темп смог бы только опытный стайер.

Сергей Тихонович отстал уже через сто шагов. Схватился за сердце, согнулся пополам. А вот докторша удивила. Безо всякого стеснения завернула юбку, обнажив крепкие ноги в неизящных нитяных чулках, и понеслась с той же скоростью, что Фандорин, да еще упрашивала: «Быстрее! Быстрее!».

Обычная история, размышлял Эраст Петрович, чередуя три коротких вдоха с одним длинным выдохом: яркие, сильные женщины вечно влюбляются в какое-нибудь бесхребетное ничтожество, а оно еще этого и не ценит.

– Вдруг мы не догоним его до темноты? – крикнула Людмила Сократовна. – Ночью, в лесу, один, Боря сойдет с ума! Он такой нервный!

Фандорин внезапно остановился, как вкопанный.

– Не того вы б-боитесь…

Она с разбегу пролетела дальше. Обернулась.

– Что? Не стойте, бежим!

Покачав головой, Эраст Петрович показал на густой кустарник, тянувшийся от края леса к обрыву. Из-за кочки торчали две неестественно вывернутые ноги в стоптанных арестантских башмаках.

– Боря! – пронзительно вскрикнула Аннушкина, бросилась к зарослям.

Фандорин медленно шел сзади, болезненно морщась – крик перешел в сдавленные рыдания.

– Милый, бедный, я не уберегла тебя… – Людмила Сократовна лежала, обхватив труп за плечи, и целовала лицо, на котором застыло выражение смертельного ужаса. – Ты верил в меня, а я… Мой бедный, мой милый… У-у-у-у!

Она по-волчьи завыла, задрав лицо к небу.

– П-позвольте, мне нужно взглянуть… – Фандорин мягко коснулся ее локтя – и локоть немедленно нанес ему яростный удар по бедру.

– Уйдите! Это вы все… вы все должны были бы сдохнуть! А он должен был жить! Он был такой один, один! А теперь я одна! У-у-у-у!

Тяжело вздохнув, Эраст Петрович сделал единственное, что оставалось в такой ситуации: отключил бурно скорбящей сознание – не так грубо, как в прошлый раз, а со всей возможной деликатностью, то есть сдавил пальцами сонную точку на шее и бережно уложил обмякшее тело на землю. Печально посмотрел: он на спине, она на животе, полуобнимая его грудь. Как будто спят, утомленные любовью…

Быстро осмотрел покойника. Причина смерти обнаружилась на левом виске – маленькая красная дырочка.

Ольшевский бежал; острый, очень тонкий и длинный предмет вошел в мозг. Убитый рухнул ничком. Уже мертвого его перевернули. Фандорин сел на корточки, приподнял безжизненную руку, на которой отсутствовал указательный палец – из обрубка еще сочилась кровь.

Карманы вывернуты. Что-то блеснуло в траве.

Двугривенный. С выцарапанным посередине крестиком.

– Убили?!

Сзади подбежал запыхавшийся Сергей Тихонович.

– Да. Тридцать-сорок минут н-назад. Шугай не догонял Ольшевского, да и не смог бы, с раненой ногой. Сидел в засаде, вон там, и ждал. Отлично рассчитал траекторию.

– А она в обмороке, да? Все-таки женщина есть женщина… Что у вас в руке? Монета? С крестиком?!

– Выпала из кармана убитого. Вероятно, там были еще деньги, но их забрал преступник.

Клочков выпучил глаза.

– Так значит… игуменью… этот? Этот?! – он ткнул дрожащим пальцем вниз. – И деньги монастырские взял он? Не Шугай? Ничего не понимаю!

– Ольшевский оставил странную записку, – перебил его Фандорин. – Мне нужно было сразу обратить в-внимание. «Ухожу. Прощай»? Если бы он был таким слабаком, каким представлялся, там было бы что-нибудь паническое: «Найди меня!», «Спасай меня!» – или нечто подобное. Я неправильно понял этого человека…

– Вы… вы хотите сказать, что они с Шугаем были в сговоре?! – ахнул товарищ прокурора.

– Боюсь, что так. И торчали здесь оба вовсе не из-за того, что один прятался, а другой на него охотился.

– Из-за… распятия?!

– Полагаю, Ольшевский уже после убийства, задним числом, догадался, где игуменья спрятала свое сокровище. И только ждал, пока Парус опустеет. Как только монахини уехали, он отправился в обитель и нашел то, что искал. Видимо, захотел сбежать, не делясь с Шугаем. И вот результат, – кивнул Эраст Петрович на труп.

Титулярный советник схватился за голову.