Нэнси Бильо - Чаша и крест

— Меня уже ничто не может спасти, — спокойно ответил он. — Я умру в Тауэре.

Я пожала ему руку:

— Не говорите так, барон. Ведь будет суд, вас обязательно выслушают. С чего вы взяли, что нет никакой надежды?

Монтегю вздохнул:

— Ах, Джоанна, я хорошо знаю Генриха Тюдора. По правде говоря, мне сейчас даже стало легче. Понимаю, что в это трудно поверить. Но много лет я чувствовал, что надо мной висит дамоклов меч, и дело тут было вовсе не в том, что я совершил какой-то проступок. Всему виной мое происхождение. Я ведь принадлежу к династии Йорков. Еще Генрих Седьмой уничтожил многих представителей нашего рода. А теперь его сынок заканчивает начатую отцом работу.

Я не стала спорить с бароном, чтобы не обижать его. Глаза мои наполнились слезами, я еще крепче сжала руку своего спутника. Напротив нас сэр Эдвард Невилл подтолкнул локтем сына Монтегю, и они пересели в дальний угол фургона, чтобы не подслушивать, о чем мы говорим.

Барон улыбнулся и вытер с моей щеки слезинку.

— Я не хочу вот так уходить от вас, — прошептала я.

Он вытер мне слезинку с другой щеки, потом взял мое лицо в ладони.

— Ах, Джоанна, полюбить человека, который одной ногой стоит в могиле, невозможно.

Монтегю еще раз выглянул из фургона назад.

— Сковилл скоро начнет действовать; через несколько минут мы уже будем возле Тауэрского рва.

Я повернулась было, но Монтегю остановил меня.

— Нет, — прошептал он. Барон обвил мою талию рукой и крепко прижал к себе. — Когда ваш друг прорвет строй, я прыгну первым и возьму солдат на себя. Будьте готовы и по моему сигналу пулей бегите к Сковиллу.

Дорога свернула в сторону Темзы. Мы были почти на месте.

— Ближе, еще ближе, — бормотал Монтегю, отвернувшись от меня. Он весь напрягся, готовый в любую минуту выпрыгнуть из фургона.

Если честно, я была против этого плана. Он казался мне сущим безумием. Даже если Джеффри и удастся освободить меня, то куда мы потом отправимся? Ясно, что не в Дартфорд: там меня станут разыскивать в первую очередь. А что будет с Артуром? Смогу ли я забрать его, если за мной будут охотиться солдаты? С другой стороны, я была готова сбежать куда угодно, лишь бы чувствовать себя в безопасности. Ничто на свете так не пугало меня, как перспектива вновь оказаться в Тауэре.

— О господи! — вдруг сказал Монтегю. — Нет, только не это!

Послышался грохот копыт по мостовой. Джеффри был уже совсем близко — за спинами двух солдат, шагавших за нашим фургоном. Но нам видно было, как его с обеих сторон на большой скорости догоняет с десяток всадников. В руке одного из них ярко горел факел, освещая надетую на нем ливрею. Цвета ливреи говорили о том, что он не принадлежит к слугам Тюдоров или Кортни. На всаднике был черный камзол, а на нем золотыми нитками вышита фигура льва.

Черное с золотом. Цвета Говардов.

Томас Говард, герцог Норфолк (а это был, несомненно, он), пришпорил свою серую лошадь. Люди его посторонились, давая хозяину дорогу.

— Дадли! — взревел Норфолк громовым голосом, приподнимаясь на стременах. — А ну-ка подите сюда! Вы слышите меня, Дадли?

Голос его прогремел в вечернем воздухе, как раскаты грома. Что и говорить, перекричать этого человека не мог никто на свете.

Все пришло в замешательство, наш фургон остановился. Всюду мелькали вертящиеся на месте всадники: люди Говарда застали королевских солдат, которыми командовал Дадли, врасплох. Они совсем растерялись и теперь метались по дороге, не зная, что делать. Джеффри больше не было видно. В этом всеобщем хаосе он сгинул, будто его здесь и не было.

Монтегю убрал руку, которой обнимал меня за талию. Наклонился вперед и тихим, но решительным голосом что-то сказал сэру Эдварду Невиллу.

Лорд Джон Дадли проскакал мимо нашего фургона навстречу Норфолку.

— Этот отряд возглавляю я, ваша светлость, — уверенным голосом обратился он к герцогу. — Хотите ознакомиться с моими полномочиями? — Он вынул из черного камзола бумагу и помахал ею в воздухе.

— Нисколько не сомневаюсь, что Кромвель выбрал именно вас, — сказал Норфолк. — Но за ужином его величество приказал отправиться и мне тоже, присмотреть, чтобы во время ареста всю было соблюдено как следует. А на мой взгляд, все соблюдено далеко не как следует. Я только что был в доме Кортни. Черт побери, на Саффолк-лейн лежит умирающий человек, а два десятка слуг причитают над ним.

Он махнул рукой в сторону фургонов:

— А эти люди? Ведь все они благородного происхождения, у каждого имеется титул, а вы обращаетесь с ними, как с ворьем, сгоняете в кучу и швыряете в эти жалкие фургоны! Вы явно не годитесь для такого ответственного поручения.

Мне видна была только спина Дадли, а жаль. Дорого бы я дала, чтобы посмотреть, какие чувства отразились на его бесстрастном лице, когда герцог Норфолк столь откровенно насмехался над ним в присутствии арестованных и его подчиненных.

Не дожидаясь ответа, Норфолк тронул лошадь и подъехал к нашему фургону. В свете факела лицо его, казалось, было изрезано глубокими морщинами: когда я в последний раз видела герцога год тому назад, он выглядел значительно лучше. Теперь лицо его было похоже на обтянутый кожей череп, хотя движения по-прежнему оставались быстрыми и ловкими, как у человека еще совсем молодого.

— А-а, барон Монтегю, сэр Эдвард… С вами дурно обращались? — рявкнул он. — А кто эта женщина с вами?

И только подъехав совсем близко и коснувшись края фургона, Норфолк узнал меня.

— Боже мой, не может быть! — завопил он. — Джоанна Стаффорд! А вы-то что здесь делаете?

Дадли спешился, и они оба, буквально под окном фургона, яростно заспорили о том, так ли уж необходимо было включать меня в число арестованных этой ночью. Дадли был явно не прав: в приказе об аресте моего имени не было и я не сказала и не сделала ничего противозаконного. Но именно поэтому Дадли упрямо стоял на своем.

Мне Норфолк не задал ни единого вопроса. Эти люди говорили обо мне: о моем предполагаемом обручении с Монтегю; про то, что я почти месяц гостила в «Алой розе»; они вспомнили даже о том, что я была послушницей в Дартфордском монастыре, — но при этом держали себя так, словно меня и не было рядом. Мне это очень не понравилось. Какое дело Норфолку до меня? Если уж на то пошло, он должен был только радоваться моему аресту. В прошлом году после казни моей кузины Маргарет меня тоже заподозрили в возможной измене, и герцог лично вел расследование. На одном из допросов, взбешенный тем, что так ничего и не смог добиться, Норфолк даже ударил меня по лицу.

— Я забираю ее под свою личную ответственность, — наконец заявил герцог, брызгая слюной.

— С какой это стати? Джоанна Стаффорд не является членом вашей семьи, — возразил Дадли.