Линдси Фэй - Прах и тень

— Вот как! У солдата не было денег?

— Они с приятелем уже обошли несколько пабов, и те скудные средства, что он имел, по-видимому, иссякли. Марта Тэйбрам потребовала вознаграждения за свои труды, а гвардейцу нечем было платить, и тогда она проявила настойчивость.

— Как я понимаю, ее ударили около сорока раз обычным складным ножом.

— Да. Но рана, ставшая причиной смерти, была нанесена лезвием типа штыка, что вновь наводит на мысль о солдате, — торжествующе заявил Лестрейд. — И, наконец, ее смерть произошла около двух часов ночи. Это означает, что у Тэйбрам не было времени подцепить еще одного мужчину до того, как ее убили.

Шерлок задумчиво приложил указательный палец к губам.

— Я поздравляю вас, Лестрейд: ваша гипотеза не противоречит известным нам фактам. К несчастью, она никоим образом не учитывает все обстоятельства. Хуже того, мой дорогой инспектор, в ней есть крайне слабые звенья.

— Позвольте спросить: и что же в ней не так? — вопросил инспектор.

— Я с удовольствием поясню. Прежде всего, мне кажется крайне подозрительным, что Тэйбрам обнаружили в том же проулке, куда она зашла с солдатом. Вероятно, что-то отвлекло ее и она не успела приступить к работе, а вскоре наступила смерть.

Лестрейд, похоже, собирался что-то сказать, но мой друг опередил его:

— Я еще не закончил. Тот факт, что смертельная рана была нанесена Тэйбрам не тем ножом, которым ее изувечили, и мне представляется чрезвычайно интересным. По всей видимости, штык не дает той свободы движений, которая необходима для такого полета садистской фантазии, но в этом пункте я пока не сделал окончательных выводов. А теперь перейдем к недостатку вашей теории. Убийства, совершаемые из-за денег, — крайне прозаические преступления с весьма банальным исполнением и прозрачной мотивировкой. По вашей версии этот гвардеец убил Марту Тэйбрам, чтобы она замолчала и прекратила требовать у него денег, вместо того чтобы просто дать деру. Он зачем-то отложил штык в сторону, вытащил нож из кармана и принялся колоть ее в грудь, пах и живот, а напоследок ударил штыком, не будучи уверен, что довел дело до конца.

— В таком случае дайте мне иное объяснение известных нам фактов! — вскричал Лестрейд. — Ведь мы ничего не знаем об этом солдате. Единственное, что нам известно, — это, вероятно, крайне извращенная личность.

— Ага! Тут вы правы. По-видимому, это действительно так. Есть у вас какие-нибудь сведения о других свидетелях: так называемой Жемчужинке Полл и втором гвардейце?

Инспектор с угрюмым видом порылся в картотеке:

— Что касается Жемчужинки Полл, то у нее нет постоянного адреса. К тому же она дважды участвовала в опознании подозреваемого. В итоге оказалось, что мы напрасно тратили с ней время. А солдат… Он просто растворился в воздухе.

— Еще один вопрос, если позволите.

— Да, пожалуйста.

Лестрейд выглядел так, словно его чувствительная душа подвергается суровому испытанию.

— Констебль случайно не запомнил цвет нашивки на головном уборе солдата?

— Белый, — раздраженно ответил Лестрейд. — А это означает, что он из Колдстримского гвардейского полка. У вас не будет трудностей с идентификацией солдата: его поисками будут заниматься военные. Телеграфируйте мне, доктор, когда преступник будет найден. Всего хорошего, мистер Холмс.

Дверь за нашей спиной с шумом закрылась. Холмс направился по коридору к главному выходу из здания Скотланд-Ярда. Мало кто из полицейских располагал временем, чтобы остановиться и обсудить потрясшие всех события, но все же изредка мы слышали приглушенные голоса тех, кто пытался понять смысл происшедшего. Я не знал, о чем думает мой друг, но версия Лестрейда показалась мне неубедительной.

— Убийство Марты Тэйбрам — на редкость зверское деяние. Уверен, оно не могло произойти из-за нескольких пенсов.

— Согласен, — ответил Холмс, когда мы вышли на улицу со зданиями из прочного красного кирпича и деревьями с густой листвой. — У меня нет ни малейших сомнений, что злоумышленник действовал в порыве сильнейшей страсти.

На открытых пространствах Скотланд-Ярда дул сильный ветер, и, хотя он бодрил, я обрадовался, когда Холмс окликнул кэбмена, и мы неторопливо тронулись в сторону Бейкер-стрит.

— Я еще не все понимаю, Уотсон, — задумчиво сказал мой друг, — но рад, что участвую в расследовании этого дела. Оно гораздо более странное, чем кажется на первый взгляд. Лестрейд изо всех сил старается убедить нас, что эти два убийства никак не связаны между собой. Но посудите сами: в деле Николс убийце непременно надо было зачем-то разрезать труп женщины на части, а в деле Тэйбрам злодей настолько был увлечен процессом, что отложил в сторону штык — орудие убийства — и хладнокровно наносил удары карманным ножом.

— Что же нам теперь делать?

— Мне необходимо обдумать все имеющиеся версии. В конце концов, мы даже ничего толком не знаем об этих женщинах. Возможно, разговор с их друзьями и возлюбленными окажется весьма полезным.

— По крайней мере, выяснится немало нового.

Холмс кивнул:

— Дело весьма необычное. Нам пока не удалось наметить пути дальнейшего расследования. Как видно, мне предстоит их обнаружить.

На следующее утро, закончив умываться, я услышал доносящиеся снизу голоса. Когда я вошел в гостиную, Холмс стоял, прислонившись к буфету, держа руки в карманах. Он разговаривал с человеком, чей облик не свидетельствовал ни о привычке к гигиене, ни о добром расположении духа.

— А, Уотсон, — сказал мой друг. — Я уже собирался пригласить вас: к нам зашел весьма примечательный посетитель. Хотел бы представить вам мистера Уильяма Николса с Олд Кент-роуд. Он мастер по ремонту типографских машин, если вы сами уже не догадались об этом по кончикам его пальцев.

Наш гость был уже немолодым человеком среднего роста, с хитрыми голубыми глазами и кустистыми седыми бакенбардами. Его сильные, испачканные типографской краской руки заметно дрожали: как видно, недавние события выбили его из колеи.

— Присядьте, мистер Николс, и примите от нас соболезнования в связи со смертью вашей жены. И хотя час еще ранний, не сомневаюсь, что доктор Уотсон будет рад назначить вам что-нибудь укрепляющее. На вашу долю выпало ужасное испытание.

Я налил мистеру Николсу бренди и усадил его на канапе. Он медленно выпил и повернулся к сыщику.

— Долгие годы не брал в рот ни капли, — признался он. — Мне слишком хорошо известно, какая это пагуба. Полли Уокер была в молодости замечательной девушкой, и никто не знал это лучше, чем я. А что касается пьянства и прочих пороков… Полли Николс сильно испортилась, джентльмены, — на этот счет у вас не должно быть иллюзий.