Линдси Фэй - Прах и тень

— Удивительно точно! А как вы узнали, что Август Эгер — мой дядя, а не дедушка?

— Дата на документе, не говоря уже о гарнитуре шрифта и цвете бумаги, исключает такую возможность.

Доктор Эгер посмотрел на меня с явным одобрением.

— Я полагал, вы несколько приукрасили достоинства своего друга. Не был готов к мысли, что мистер Холмс — гений. Вы же, доктор, — человек безукоризненной честности.

— Это всего лишь умение делать выводы, исходя из видимых фактов, — возразил сыщик в своей обычной спокойной манере, но я почувствовал, что ему приятно восхищение молодого врача.

— Ну-ну, какое там «всего лишь»! Вы первопроходец в своей профессии и заслуживаете всяческого восхищения. Тема моего исследования тоже совершенно уникальна, и она, как вы правильно подметили, еще не принесла мне богатства.

— Вы занимаетесь какой-то необычной областью медицины? — спросил я.

— И, боюсь, не очень популярной, — улыбнулся Мур. — Мы с моими коллегами охватываем широкий диапазон наук: от патологической анатомии до месмеризма, включая френологию, краниометрию [14] Месмеризм (животный магнетизм) — теория немецкого врача и астролога Фридриха Месмера, в настоящее время отвергнутая наукой. Френология — псевдонаука о связи психики человека и строения поверхности его черепа. Краниометрия — совокупность приемов измерения черепа, предназначенных для изучения вариаций его строения. и неврологию. Я психолог.

— Неужели? — воскликнул я.

— Целый год я учился у Шарко [15] Жан-Мартин Шарко — французский невролог, чьи исследования гипноза и истерии проложили новые пути в быстро развивающихся направлениях психологии. Зигмунд Фрейд учился у него в 1885 году (прим. автора). в парижской больнице Сальпетриер. Обладай дядя Август достаточными средствами, он, несомненно, устроил бы мне практику на Кавендиш-сквер, [16] Площадь в западной части Лондона. тогда мои специальные знания были бы оправданы и географически. Боюсь, Бейкер-стрит — скорее место для криминальных расследований, чем для лечения душевных болезней. Я живу за счет пациентов, страдающих ипохондрией, нервными и обычными заболеваниями. Естественно, порой приходят и люди с ножевыми ранениями.

— Что ж, — сказал Холмс, прокашлявшись, — именно в этой области мне и требуется ваша помощь.

— Замечательная новость! — улыбнулся доктор Эгер. — Джентльмен обязан быть сдержанным, но я сгораю от любопытства: чем могу быть вам полезен?

— Я узнал из медицинского справочника, что вы специалист по нервным расстройствам. Беглого взгляда на ваши книжные полки оказалось достаточно, чтобы понять: именно ваше экспертное мнение мне необходимо. «Руководство по душевным расстройствам», «Умственная патология», «Сексуальная психопатия» [17] Книги написаны Карлом Вернике, Вильгельмом Гризингером и Рихардом фон Крафт-Эбингом соответственно (прим. автора). — вот названия книг вашей библиотеки, которые позволили мне сделать подобный вывод.

Детектив вкратце изложил печальные обстоятельства, ставшие поводом для его визита к доктору Эгеру. Когда мой друг замолчал, Мур, всем своим видом выражая заинтересованность:

— Я, конечно, внимательно следил за преступлениями Потрошителя. Из сообщений прессы узнал, что именно он нанес вам раны, которые я зашивал той памятной ночью. Но я вас правильно понял — вам требуется, скорее, помощь психолога?

— Именно так, — подтвердил Холмс. — Я детектив-консультант, доктор Эгер. Занимаюсь исследованиями в различных отраслях знания. Мне нередко приходится собирать и истолковывать более или менее веские доказательства. Но они, я полагаю, малоприменимы к Потрошителю. Это особый тип преступника, с каким мне не доводилось иметь дело раньше. Моя практика основана на том факте, что, сколь уникальным ни казалось бы конкретное правонарушение, знаток истории криминалистики без труда впишет его в давно известную схему. Шаблон в расследуемом нами деле применим настолько редко, что мне потребовалось немало времени, чтобы классифицировать преступника. Однако после событий тридцатого числа я стал лучше понимать этого субъекта. Двойное убийство сорвало с него маску. Теперь понятно: главное удовольствие он получает не когда убивает, а когда разрезает свои жертвы на части.

Разговор начинал вызывать у меня отвращение, но доктора Эгера он сильно заинтересовал.

— Убийца ищет тех, кто причинил ему зло, и совершает эти чудовищные преступления из чистой мести? — спросил я.

Сыщик покачал головой:

— Не думаю, что он знаком с ними. Моя рабочая гипотеза состоит в том, что он убивает случайно встреченных женщин. Похоже, мы идем по следу законченного безумца, хотя внешне он выглядит, как заурядный человек.

Объятый страхом, я уставился на Шерлока:

— Вполне допускаю, что этот изверг — сумасшедший, но то, что предполагаете вы, совершенно исключено. За этими смертями, несомненно, скрыт еще какой-то мотив. Безумцу не удастся жить незамеченным среди нормальных людей.

— Вы так думаете? — спросил мой друг, при этом одна бровь взлетела вверх.

— Дело даже не в этом, — упорствовал я, ощущая раздражение. — Просто эксцентричные люди здоровы, подобно вам и мне, но как вы назовете человека, который режет на куски бедных женщин без всякой причины и не думает о последствиях? Можно ли всерьез вообразить, что такая жестокость не вызывает ни у кого тревоги?

— Не спрашивайте меня. Именно это я и собираюсь выяснить у доктора Эгера, — сказал Холмс, переводя взгляд на психолога, стоящего у камина. — Считаете ли вы, как профессионал, возможным, чтобы сумасшедший безупречно играл роль нормального человека?

Мур подошел к книжной полке и извлек небольшой томик:

— Начинаю вас понимать, мистер Холмс. Вы говорите о Лондонском монстре.

Детектив быстро нашел нужную выписку в своей тетради:

— Я имею в виду не только Лондонского монстра, хотя он в свое время наделал шуму. Впервые появился в нашем городе сто лет назад, в апреле тысяча семьсот восемьдесят восьмого года. В течение двух последующих лет на улицах было зарезано около пятидесяти женщин. Убийцу так и не нашли — возьмите это на заметку, Уотсон. Перенесемся на континент. Инсбрук, тысяча восемьсот двадцать восьмой год: убийца подходил вплотную к женщинам и наносил им раны простым перочинным ножом. Дело до сих пор не закрыто. Бремен, тысяча восемьсот восьмидесятый год: некий парикмахер при свете дня ранил ножом в грудь не менее тридцати пяти женщин, пока его наконец не арестовали. Все это примеры того, что я бы назвал патологической эротоманией.

— Ваша цепочка рассуждений внушает ужас, — заметил доктор Эгер.

— О какой логической последовательности вы говорите, Холмс? — спросил я со страхом.