Ирина Глебова - Кровная добыча

Андрей молчал. «Вот и хорошо, – подумал Викентий Павлович. – Не будем сейчас обсуждать, тема сложная, пусть подумает…» Отставляя пустую чашку и сворачивая салфетку, попросил:

– Давай-ка приведи мне того бандита, которого зовут Чур. Я вспомнил, откуда знаю эту кличку. Может интересный для меня разговор получиться.

Прозвище Чур попадалось Викентию Павловичу в списках тех, кто совершил массовый побег из тюрьмы в августе семнадцатого. Тогда он интересовался бежавшими по долгу службы. А два месяца спустя, когда двое ряженых – Саша и Иван Христоненко – явились к нему и рассказали об ограблении тайника с иконами, тогда он вновь просмотрел эти списки более внимательно. Его интересовал конкретный человек – Степан Смирнов. Но и к другим бежавшим Петрусенко в тот раз проявил больший интерес: среди них могли оказаться подельщики, друзья… Но след Смирнова затерялся, казалось, безвозвратно, а за прошедшие почти три года ни разу ни один из тюремных беглецов в сети ни милиции, ни стражи не попал. Впрочем, поправил себя Викентий Павлович, это ведь были совсем небольшие, отрывочные моменты его службы – в круговороте смены властей. Однако сам он никогда о загадочном исчезновении коллекции Христоненко не забывал. Мысленно возвращался к происшедшему, анализировал и все больше убеждался: исчезнувший неизвестный Смирнов – только он мог это сделать…

И вот появился некий Чур – тот, кто был среди бежавших вместе со Смирновым. А вдруг он что-то знает о нем?

Нет, внешность Чура была Петрусенко незнакома. Наверное, из мелкой шушеры, он обычно такими не занимался. Но сразу видно, что не новичок в уголовном мире. У Чура было порочное сморщенное личико, губы подергивались, зрачки и без того косых глаз метались из угла в угол. Говорил он медленно, отрывисто, и это тоже выдавало уголовника: приходилось говорить без похабных слов-связок, а это было ему непривычно и трудно. Явно готовился к вопросам о своем участии в банде и явно собирался сдать Кожаря и Попова со всеми потрохами, лишь бы себя выгородить. «Это ты еще успеешь сделать, – подумал, усмехнувшись про себя, Петрусенко. – Сначала поговорим о другом, о том, чего не ждешь. А вдруг знаешь?»

Спокойно и холодно глядя на бандита, следователь проговорил обличительно:

– Тебя, Чур, два с половиной года разыскивают власти, а ты, значит, у Кожаря пригрелся. Ловко ты побег из тюрьмы организовал, я просто в восхищении. Под мошкару рядишься, а сам, значит, из главарей? В этой банде тоже ты заправлял, а Кожарь подставной? Умно!

Чур открыл рот, как рыба, выброшенная из воды, уставился на Петрусенко выпученными глазами – куда косоглазие делось. Он минуту со всхлипом хватал воздух, молча шлепал губами и вдруг заговорил быстро – с перепугу красноречие прорезалось:

– Так разве ж то я? Он меня даже и не взял бы, если б видел! Да я пристроился втихую, нас там много было, вот он и не увидел. Я бы не сумел, а тот со всеми сговорился, всех подбил. Ну а чего ж, все побежали, и я тоже.

– Кем это ты прикрыться хочешь, Чур? Я ведь легко проверю.

– Вот и проверьте, – обрадовался бандит. – Я вам дам адресок, там будут еще двое, кто бежал, Карп и Хомка. Они тоже вам скажут, что все устроил Смирнов, да так фартово замастырил, кто б другой не сумел. А этот, конечно…

Викентий Павлович только подумывал, как повернуть разговор на Смирнова, а Чур сам его назвал. Это была удача, к тому же Петрусенко явно услышал – в голосе, в интонации бандита ощущалось истинное злорадство. Да, да: злая радость от того, что он может за что-то отомстить этому Смирнову. Что-то между ними произошло, какой-то конфликт: Чур ведь даже прямо сказал, что Смирнов не взял бы его в побег… Но Петрусенко оставил этот момент на потом, его больше заинтересовало последнее утверждение о том, что только Смирнов мог так «фартово» устроить побег. Почему?

– Что это за Смирнов такой? – спросил, словно все еще сомневаясь в словах собеседника. – Я не слыхал этого имени среди вашего брата. Кличка имеется?

– Мне он не назывался. Да только я знаю: он у Хлыста заправлял, самим Хлыстом вертел как хотел.

Теперь рот открывать было впору самому Петрусенко. Чего-чего, а этого он не ожидал. Смирнов – тот самый Скула? Да, он был сильно удивлен, но, как обычно, на лице ничего не отразилось. Чуть прищурил глаза, чтоб скрыть блеск нетерпения, проговорил лениво:

– Тебе откуда известно? Помнится, у Хлыста ты не подвизался.

– А сам он мне сказал, – оскалил мелкие зубы Чур. – Напугать хотел, вот и прихвастнул.

– Напугал? – спросил Петрусенко, но ответа ждать не стал. – Может, и правда только похвастался?

– Не-е… – Чура аж передернуло от воспоминания о том разговоре. – Правду сказал. Всех там знал.

«Браво! – мысленно воскликнул Викентий Павлович. – Два разных человека, которые меня занимали, неожиданно сошлись в одного. Что ж, Quidquid latet apparebit – «Тайное становится явным»…Впрочем, не все еще явно. Но теперь я почти совершенно убежден: такой человек, как Скула, мог и выведать у Ивана секрет тайника, и совершить ограбление».

Он был по-настоящему благодарен Чуру, но показывать этого не собирался. Самое время было перевести разговор на дела сегодняшние – вызнать то, о чем умолчал Кожарь. Но в это время бандит вдруг сказал:

– Я и потом видел его, Смирнова. Он свою банду сколачивал.

– Когда? – быстро спросил Петрусенко.

– Так бежали мы из тюрьмы летом, а то уже зимой было.

«Значит, остался в городе… С Хлыстом мы к тому времени покончили, вот он свою банду сколачивал… Все ли?»

– И что? – приподнял бровь Викентий Павлович. – Снова не захотел Смирнов тебя к себе взять? Как раньше, в побег?

Злобно засопев, Чур явно хотел сплюнуть, но вовремя удержался.

– Ну да, не захотел. – И вдруг хохотнул. – Да только к нему попал мой дружок, Зубодер кличка, я с ним как-то пересекся, так он шутковал: вроде они называются «подпольной боевой дружиной».

– Как ты сказал? – Викентию Павловичу вдруг стало не по себе, слово «подпольный» больно кольнуло в сердце. – Когда это было, когда ты Зубодера встретил?

– А уже когда немчура из города ушла да Петлюра умотал, а красные, то есть ваши, пришли. Вот тогда Зубодер мне и сказал, что они вроде от белых оружие получают и считаются подпольными боевиками. Мол, придумал все это их главарь, очень он хитрый и оборотистый.

В банду Кожаря Чур попал не так давно, но все же выдал еще два эпизода ограбления, о которых главарь умолчал. После, оставшись один, Викентий Павлович еще долго сидел у себя в кабинете, перебирал карточки, но не вчитывался. Мысли его были о другом. Странный рассказ бандита встревожил, заставил невольно вернуться мыслями к Мите. Он ведь тоже был в белом подполье. А там, оказывается, и такие бойцы попадались. Да, Митя упоминал, что его друг Виктор руководил группой, в которую входила и «боевая дружина». Однако во время подхода Добровольческой армии к городу они и в самом деле сражались, Митя даже ранен был, а Виктор оказывал ему помощь… Что ж, немудрено, что бандиты воспользовались моментом, возможно, даже обманывали руководителей подполья. Особенно если у них был такой главарь, как Скула, – изобретательный, верткий! Теперь Петрусенко казалось, что он почти представляет этого человека, даже внешне. И что разгадка где-то близка – еще два-три штриха, два-три момента, и Скула проявится перед ним в своем истинном обличье… Викентий Павлович ошибся: оказалось достаточно одного штриха, одного разговора. И, как часто бывает в подобных случаях, коль приподнялся занавес над тайной, то уж будет открываться до конца.