Филипп Ванденберг - Дочь Афродиты

— Как долго нам придется защищаться?

— Спрятавшись за стенами, ты никогда не победишь варваров!

Кимон, сын Мильтиада, предводитель аристократов, тяготевших к Спарте, заметил, что вряд ли в предсказании имелись в виду валы из бревен и досок у городских стен. Этим он вызвал всеобщую растерянность. Что же тогда хотел сказать оракул?

Акрополь с давних времен был окружен непроницаемой живой колючей изгородью. Тоже, считай, деревянные стены. Может, афинянам следует спрятаться за колючками? Все громче раздавались голоса в пользу того, чтобы позвать толкователей.

Наступил момент, которого Фемистокл ждал, как когда-то ждал слова «да» от своей возлюбленной. Возможно, это был самый важный момент в его политической карьере. Дафна разгадала слова оракула и сообщила ему. Теперь он должен был убедить афинян в правильности своих планов.

— Сограждане, достойные мужи Афин! — начал он свою речь. — Дельфийский бог дал ответ, который посеял среди нас страх и отчаяние. Ни один мужчина не может сдержать слез, узнав, что его родной город будет стерт с лица земли. Я тоже не стесняюсь слез. Посмотрите на эти храмы, дворцы и памятники. Посмотрите на нашу столицу еще раз и сохраните ее в своих сердцах. Такова уж воля богов, что все должно быть разрушено. Но когда-нибудь мы восстановим наш город, и он будет красивее и богаче, чем прежде!

— Слава тебе, Фемистокл! — стали кричать афиняне. — Ты наш вождь! Скажи, что нам делать?

— Справедливый говорит необдуманно, — продолжал Фемистокл, — утверждая, что мы должны укрепить стены города деревянными валами. Ибо, если Аполлон сказал, что наш город, так или иначе, будет разрушен, то зачем нам тратить драгоценное время на земляные работы и вообще защищать его, впустую проливая кровь наших мужчин? Нет, пифия, которая часто говорит иносказательно, дала нам понять, что мы должны покинуть город и вести борьбу с кораблей. Разве мы не построили на деньги Лавриона двести маневренных кораблей, гордых триер с двойным тараном и бортами из критского дерева?

— Корабли! Вот в чем тайна деревянных стен!

— Фемистокл — наш вождь!

— Долой Аристида!

— В ссылку Справедливого!

— Изгнать его, этого преступника!

Фемистокл испугался. Аристид был его врагом, его политическим противником. Но теперь, увидев, насколько непредсказуем народный гнев, он готов был за него заступиться. Афиняне стали хором скандировать:

— Остракизм! [51] Остракизм (от ostrakon — черепок) — в 6–5 вв. до н. э. в Афинах и др. городах Др. Греции изгнание отдельных граждан по решению народного собрания (обычно на десять лет). Каждый гражданин, обладавший правом голоса, писал на черепке имя того, кто был опасен для народа. В переносном смысле — изгнание. Остракизм!

Каждый участник при входе получал глиняную табличку, на которой он мог нацарапать имя человека, чьи действия и предложения он не одобряет. Простого большинства было достаточно, чтобы отправить нелюбимого политика в ссылку на десять лет. При этом, однако, сохранялось его состояние и гражданские права.

Фемистокл ненавидел и презирал Аристида, но теперь, когда его соперника собрались отправить в ссылку, он проникся к нему сочувствием. Возможно, это было сочувствие к самому себе, потому что он терял политического противника, который уже не раз подвигнул его на великие дела. Более шести тысяч проголосовали за изгнание, и судьба Аристида была решена.

Они долго смотрели друг на друга. Раньше чем через десять лет они не увидятся. «Ты победил, — казалось, хотел сказать Аристид, — хотя не был лучше меня. Но ты оказался более ловким». Во взгляде Фемистокла сквозила тоска. Он будто просил прощения.

Два демосия схватили Аристида и вывели его из экклесии сквозь расступившуюся толпу людей. Сразу же раздались крики:

— Пусть Фемистокл говорит!

— Фемистокл — наш вождь!

Его подняли на трибуну, и полководец нашел нужные слова:

— Сограждане, мужи Афин! Если бы мой отец был жив, то он плакал бы от радости, что вы доверили свою судьбу мне, простому гражданину из демоса Фреарриои. Если бы боги уготовили нам лучшую судьбу, то жертвенный дым поднимался бы в небо, как грозовые облака над горами Крита. Но олимпийцы не ответили благодарностью за наши жертвы, и их позолоченные храмы будут уничтожены варварами. Что бы ни двигало богами, нам некогда плакать и причитать.

Выслушайте мой план, проголосуйте и напишите ваше решение на камнях в общественных местах, чтобы каждый мог его прочитать.

Я, Фемистокл, сын Неокла, предлагаю вывезти из Афин всех женщин и детей, а стариков и наше имущество отправить на остров Саламин. Все мужчины взойдут на корабли и вместе со спартанцами, коринфянами и эгинетами будут бороться против варваров. Совет города и стратеги должны обеспечить триеры своими экипажами, после того как мы принесем примирительные жертвы Зевсу, Афине и Посейдону.

Сто наших кораблей станут на якорь у мыса Артемисион, северо-восточнее острова Эвбея. Остальные сто — в узком проливе возле Саламина. Там мы будем ждать варваров.

— Да будет так! — кричали афиняне.

— А куда ты отправишь наших женщин и детей? — спрашивали другие.

Об этом стали спорить, потому что никто не знал, где их семья будет в большей безопасности от персов.

Фемистокл предложил Арголиду, что на Пелопоннесе, откуда до Афин можно добраться за один день. Там, на востоке полуострова, находился город Трезен, дружественный Афинам. Его жители согласились участвовать в строительстве военного флота. По преданию, в Трезене родился Тесей, герой, победивший критское чудовище, которое обитало во дворце Кносса.

— Трезен! — кричали афиняне. — Пусть Трезен примет наших женщин и детей!

Участники собрания столпились вокруг худого старика, который, судорожно дергаясь, издавал непонятные звуки.

— Тихо, у Лисистрата видение!

Лисистрат был известным прорицателем в Афинах. Чтобы он не упал, его поддерживали двое мужчин. Все напряженно следили за губами старика.

— Женщины… Колиада… весла… ячмень… — все время повторял Лисистрат.

Фемистокл подбежал к старику, который стоял, запрокинув голову, и схватил его за плечи, будто хотел вытрясти из него смысл только что произнесенных слов.

— Говори, Лисистрат! Что там с женщинами с Колиады?

Колиадой назывался мыс вблизи Фалера.

— Женщины с Колиады! — пробормотал прорицатель, не в силах унять дрожь в изможденном теле.

— Что с женщинами с Колиады? — повторил Фемистокл.

— Женщины с Колиады веслами…

— Что они сделают веслами? Говори, Лисистрат! Говори!

— Женщины с Колиады будут веслами поджаривать ячмень! — вымолвил наконец старик и обмяк от невероятного напряжения сил.