Алан Брэдли - Сладость на корочке пирога

Для этого есть несколько причин. Во-первых, удобное местоположение и, во-вторых, тот факт, что отец и викарий оба (правда, в разное время) учились в школе Грейминстер. Кроме того, как однажды указал нам отец, освящение — это навечно, как татуировка. А церковь Святого Танкреда была римско-католической до Реформации и в глазах отца оставалась таковой.

Поэтому каждое воскресное утро, без исключения, мы пробирались сквозь поля, словно семейство уток, — впереди отец, периодически расталкивая зелень тростью из ротанга, за ним мы в следующем порядке: сначала Фели, потом Даффи, потом я; замыкал шествие Доггер в своем лучшем воскресном наряде.

В Святом Танкреде на нас никто не обращал внимания. Несколько лет назад англикане начали было возмущаться, но мы все уладили без крови и синяков своевременным пожертвованием в фонд реставрации органа.

— Скажите им, что мы, возможно, не молимся с ними, — заявил отец викарию, — но мы, по крайней мере, не молимся против них.

Однажды, когда Фели, замечтавшись, зацепилась за алтарную ограду, отец не разговаривал с ней до следующего воскресенья. С того дня, стоило ей ступить на порог церкви, отец бормотал: «Осторожнее, старушка». Ему не надо было смотреть ей в глаза; его профиля римского знаменосца было достаточно, чтобы мы знали свое место. По крайней мере на публике.

Теперь, взглянув на Фели, стоявшую на коленях с молитвенно сложенными руками и шептавшую нежные слова молитвы, я вынуждена была ущипнуть себя, чтобы помнить — рядом со мной Дьявольская язва.

Паства Святого Танкреда быстро привыкла к нашему присутствию, и мы наслаждались христианским милосердием — за исключением того раза, когда Даффи заявила органисту мистеру Деннингу, что Харриет передала нам всем свою твердую убежденность, что история о Всемирном потопе имеет корни в родовой памяти кошачьей семьи и, в частности, имеет отношение к утоплению котят.

Это вызвало некоторую суматоху, но отец уладил дело щедрым пожертвованием в фонд ремонта крыши, удержав эту сумму из карманных денег Даффи.

— Поскольку в любом случае у меня нет карманных денег, — сказала Даффи, — никто не проиграл. На самом деле это отличное наказание.

Я, не двигаясь, слушала, как прихожане объединились в коллективной исповеди:

— Мы не сделали того, что должны были сделать. И сделали то, что не должны были делать.

В моем мозгу молнией сверкнули слова Доггера: «Есть вещи, которые надо знать. И есть вещи, которых знать не надо».

Я повернулась и посмотрела на него. Его глаза были закрыты, губы двигались. И у отца тоже, заметила я.

Поскольку сегодня был Троицын день, нам показали редкое старое представление из Откровения Иоанна Богослова — о камне сардисе, радуге вокруг престола, море стеклянном, подобном кристаллу, и четырех зверях, исполненных очей спереди и, к ужасу моему, сзади.

У меня было собственное мнение о подлинном значении этой явно алхимической истории, но поскольку я решила поберечь его для своей диссертации, то предпочла оставить его при себе. И хотя мы, де Люсы, играли за другую команду, я не могла не позавидовать этим англиканам из-за их прекрасной Книги общей молитвы.

Стекло тоже было прекрасно. Над алтарем утреннее солнце проливалось сквозь три окна, витражи которых были созданы в Средние века полуобразованными странствующими стекольщиками, жившими и кутившими на краю овенхаузовского леса, хилые остатки которого граничили с Букшоу на западе.

На витраже слева Иона выпрыгивал из пасти огромной рыбы, оглядываясь назад с изумленным возмущением. Из брошюры, которую раздавали на церковном крыльце, я помнила, что белизна чешуи рыбины была достигнута с помощью олова, а кожу Ионы сделали коричневой благодаря солям гемосидерина, которые — что очень интересно, во всяком случае для меня, — также являются противоядием при отравлении мышьяком.

На витраже справа был изображен Иисус, восстающий из гробницы, а Мария Магдалина в красном платье (железо или, может быть, растертые частицы золота) протягивает ему пурпурное облачение (диоксид марганца) и ломоть желтого хлеба (хлорид серебра).

Я знала, что эти соли смешивают с песком и пеплом от болотного тростника, полученную пасту обжигают в раскаленной печи и затем охлаждают до получения желаемого цвета.

На центральном витраже царил наш святой Танкред, тело которого в этот самый момент покоилось где-то под нашими ногами в крипте. С этой точки зрения он стоит в открытых дверях церкви, протягивая руки навстречу прихожанам в приветственном жесте. У святого Танкреда приятное лицо — лицо человека, которого вы бы с удовольствием пригласили в воскресный день полистать выпуски «Иллюстристрованных лондонских новостей» или даже «Сельской жизни», и, поскольку мы придерживаемся одинаковых убеждений, я люблю представлять, что, пока он спит вечным сном внизу, он питает особенно нежные чувства к нам всем из Букшоу.

Когда мои мысли вернулись к настоящему, я осознала, что викарий молится за человека, тело которого я нашла в огороде.

— Он был чужаком среди нас, — произнес он. — Необязательно знать его имя…

Вот это новость для инспектора Хьюитта, подумала я.

— …чтобы мы попросили Господа проявить милосердие к его душе и даровать ему мир.

Так, значит, все уже знают! Миссис Мюллет, я полагаю, не теряла времени даром, торопясь вчера поделиться новостью с викарием. Сомневаюсь, чтобы он узнал об этом от полиции.

Внезапно раздался глухой стук захлопнувшейся подставки для колен, и я подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как мисс Маунтджой пробирается боком мимо церковных скамей и спасается бегством через боковой неф в трансепт.

— Меня тошнит, — прошептала я Офелии, и она позволила мне проскользнуть мимо нее и глазом не моргнув. Фели испытывает особенное отвращение к рвоте на своих туфлях, полезная особенность, которой я время от времени пользуюсь.

Снаружи на меня набросился ветер, колыхавший ветки тисов на церковном дворе и нагонявший зыбь на нескошенную траву. Я заметила, как мисс Маунтджой скрылась между покрытыми мхом надгробиями, направляясь к потрескавшейся, заросшей травой покойницкой.

Что ее так расстроило? Какой-то миг я собиралась побежать за ней, но потом мне пришла в голову идея получше: река делала петлю вокруг Святого Танкреда таким образом, что церковь располагалась в прямом смысле слова на острове, и за минувшие столетия текущая вода пробила себе дорогу сквозь древнюю узкую тропинку позади покойницкой. Если мисс Маунтджой хочет вернуться домой другой дорогой, ей остается только снять туфли и пойти по ныне затопленной водой, выложенной из камней дорожке, которая когда-то служила мостом через реку.