Алан Брэдли - Сладость на корочке пирога

Я тихо сидела, пытаясь понять связь, которую тут мог увидеть разум отца.

— При всем при этом, — продолжал он, — мистер Твайнинг не был владельцем самой ценной коллекции марок в Грейминстере. Эта честь принадлежала доктору Киссингу, чья коллекция, хотя и не большая, была отборной — возможно, даже бесценной.

Доктор Киссинг не был, как можно ожидать от директора известной привилегированной школы, человеком, родившимся в богатой или знатной семье. Он был сиротой и воспитывался дедом, работавшим в литейном цехе в лондонском Ист-Энде, который в те годы был более известен удручающими условиями жизни, чем благотворительностью, и преступлениями более, чем образовательными возможностями.

В сорок восемь лет дед потерял правую руку из-за ужасного несчастного случая с расплавленным металлом. Он больше не мог работать по специальности, и ему пришлось просить милостыню на улицах; в этой затруднительной ситуации он находился три года.

За пять лет до этого, в 1840 году, лондонская фирма Перкинса, Бэкона и Петча была назначена лордами-уполномоченными из казначейства единственным производителем британских почтовых марок. «Этого непомерного выпуска королевских голов», как сказал Чарльз Диккенс.

Бизнес процветал. За первые двенадцать лет после назначения было напечатано около двух миллиардов марок, большинство из которых в результате оказалось в мусорных ящиках.

К счастью, именно в типографии на Флит-стрит этой самой фирмы дед доктора Киссинга наконец нашел работу — подметальщиком. Он научился мести метлой при помощи одной руки лучше, чем большинство умеют двумя, и, поскольку он твердо верил в уважение, пунктуальность и надежность, вскоре он стал одним из самых ценных сотрудников фирмы. Действительно, доктор Киссинг однажды сказал мне, что старший партнер, старый Джошуа Баттерс Бэкон собственной персоной, всегда называл деда Литейщиком из уважения к его прежней профессии.

Когда доктор Киссинг был еще ребенком, его дед часто приносил домой марки, которые были забракованы и выброшены из-за неправильностей в печати. Эти «милые клочки бумаги», как он их величал, часто бывали его единственными игрушками. Он часами раскладывал и перекладывал разноцветные кусочки по цвету, по отличиям, слишком тонким для невооруженного человеческого глаза. Его самым ценным подарком, говорил он, было увеличительное стекло, которое дед выторговал ему у уличного продавца, предварительно заложив обручальное кольцо его матери за шиллинг.

Каждый день, по дороге из школы домой, мальчик звонил во все магазины и конторы, попадавшиеся ему по дороге, и предлагал подмести тротуары перед ними в обмен на конверты с марками из их мусорных корзин.

Со временем эти милые клочки бумаги стали сердцем коллекции, которой предстояло стать предметом зависти Короны, и, даже когда он стал директором Грейминстера, он продолжал хранить лупу, подаренную дедом.

«Простые удовольствия — самые лучшие», — говаривал он нам.

Молодой Киссинг трудился с упорством, дарованным ему природой, получал одну стипендию за другой, пока не настал день, когда старый Литейщик со слезами на глазах не увидел, как его внук окончил Оксфорд с дипломом бакалавра по двум специальностям.

Сейчас многие, кому следовало бы знать лучше, полагают, что самые редкие почтовые марки — это бракованные и некачественные экземпляры, неизбежный побочный продукт процесса печати, но на самом деле это не так. Не имеет значения, сколько денег могут принести эти уродины, если их выбросить на рынок, для настоящего коллекционера они не более чем утиль.

Но за всю историю британской почты был случай — единственный, — когда один лист марок поразительно отличался от миллионов других таких же. Вот как это случилось.

В июне 1840 года сумасшедший помощник трактирщика по имени Эдвард Оксфорд дважды выстрелил почти в упор в королеву Викторию и принца Альберта, когда они ехали в открытой карете. К счастью, оба выстрела не попали в цель, и королева, которая тогда была на четвертом месяце беременности, не пострадала.

Некоторые сочли, что покушение задумали чартисты, другие приписывали его оранжистам, стремившимся посадить на английский трон герцога Камберлендского. В последней версии было больше правды, чем правительство верило или было готово допустить. Хотя Оксфорд поплатился за свое преступление, проведя сорок лет в Бедламе, где он производил впечатление более здорового человека, чем большинство пациентов и докторов, его заказчики остались на свободе, невидимые в большом городе. Они охотились и за другими зайцами.

Осенью 1840 года подмастерье печатника по имени Джейкоб Тингль поступил на работу в фирму Перкинса, Бэкона и Петча. Поскольку юный Джейкоб был, помимо всего прочего, созданием амбициозным, он быстро овладевал ремеслом.

Чего не знали его наниматели, это того, что Джейкоб Тингль был пешкой в смертельно опасной игре, игре, в которую были посвящены только его неизвестные хозяева.

Если меня что-нибудь и удивляло в этой истории, так это манера отца рассказывать. Я почти могла протянуть руку и прикоснуться к джентльменам в высоких накрахмаленных воротничках и цилиндрах, к леди в турнюрах и шляпках. И по мере того как оживали персонажи, оживал и мой отец.

— Миссия Джейкоба Тингля была самой секретной: он должен был с помощью подручных средств напечатать один, и только один, лист марок «Пенни Блэк», используя ярко-оранжевые чернила, выданные ему специально для этой цели. Флакончик ему передал вместе с предварительным гонораром в пивной рядом с церковным кладбищем при соборе Святого Павла человек в широкополой шляпе, сидевший в полумраке и говоривший безжалостным шепотом.

Когда Джейкоб тайно напечатает этот фальшивый лист, он должен был скрыть его среди обычных марок «Пенни Блэк», ожидавших рассылки по почтам Англии. После этого работа Джейкоба заканчивалась. Об остальном позаботится судьба.

Раньше или позже, где-то в Англии всплывут эти оранжевые марки, и заключенное в них послание будет достаточно ясным для тех, у кого есть глаза, чтобы видеть. «Мы среди вас — вот что они объявят. — Мы передвигаемся среди вас свободно и незаметно».

Ничего не подозревающий почтамт не сможет отозвать подстрекательские марки. И как только они выйдут на свет, весть об их существовании распространится как пожар. Даже правительство ее величества не сможет этому воспрепятствовать. Результатом станет террор в самых высоких кругах.

Видишь ли, — продолжал отец, — в ряды заговорщиков внедрился тайный агент, и, хотя его послание запоздало, он отправил весть, что появление оранжевых марок должно послужить сигналом для заговорщиков повсюду начать новую волну личных атак на королевскую семью.