Алан Брэдли - Сладость на корочке пирога

Да, что бы ни случилось, Доггер позаботится обо всем. Доггер неистово предан отцу — и мне. Предан даже за гранью смерти.

Ну, отлично. Доггер схватит Пембертона, и этим дело кончится.

Или нет?

Что если Пембертон на самом деле сможет пробраться в Букшоу незаметно и проникнуть в кабинет отца? Что если он остановит каминные часы, залезет за маятник и ничего не найдет, кроме изуродованной «Пенни Блэк»? Что тогда?

Ответ простой: он вернется в ремонтный гараж и будет меня пытать.

Одно было ясно: надо бежать до того, как он вернется. Нельзя терять времени.

Колени хрустнули, как сухие ветки, когда я попыталась встать на ноги.

Первым и самым важным делом было обследовать яму: произвести съемку местности и найти то, что поможет мне бежать. Со связанными руками я могу только ощупать бетонные стены, медленно обходя яму по периметру, прижимаясь к стене спиной и кончиками пальцев ощупывая каждый дюйм поверхности. Если мне повезет, я найду острый выступ, с помощью которого освобожу руки.

Ноги были так туго связаны, что щиколотки терлись друг о друга, и мне пришлось передвигаться чем-то вроде подпрыгивающей лягушки. Каждый шаг сопровождался шуршанием старых газет под ногами.

Там, где по моим прикидкам должен был быть дальний конец ямы, я почувствовала дуновение холодного воздуха по щиколоткам, словно над полом было отверстие. Я повернулась лицом к стене и попыталась сунуть туда носок, но путы были слишком тугими. От любого движения я могла упасть вперед.

Руки быстро покрылись отвратительной грязью со стен, один запах которой вызывал у меня тошноту.

Что если, подумала я, попытаться взобраться на сундук? Таким образом моя голова окажется на уровне пола, и там в стене может найтись какой-нибудь крюк, на который когда-то вешали сумку с инструментами или фонарь.

Но сначала надо добраться до сундука. Поскольку я была связана, это заняло намного больше времени, чем я ожидала. Но рано или поздно, я знала, я наткнусь на эту штуку и, завершив кругосветку по яме, вернусь к тому месту, с которого начинала.

Десять минут спустя я задыхалась, словно гончая, но не добралась до сундука. Может быть, я прошла мимо него? Идти дальше или возвращаться обратно?

Может быть, эта штука стоит посреди ямы, а я утомляю себя, прыгая по углам. Судя по тому, что я припоминаю о яме по первому моему визиту, хотя она была прикрыта досками и я внутрь специально не заглядывала, она не больше восьми футов в длину и шести в ширину.

Со связанными щиколотками я не могла прыгать больше чем на шесть дюймов за раз в любом направлении: получается, двенадцать прыжков на шестнадцать. Легко сделать вывод, что, если я стою у стены, центр ямы будет в шести либо в восьми прыжках.

К этому времени усталость брала надо мной верх. Я прыгала вокруг, как кузнечик в банке с вареньем, — и безрезультатно. И тут, когда я уже была готова сдаться, я наткнулась голенью на сундук. Тут же села на него, переводя дух.

Немного погодя я начала двигать плечами чуть назад и вправо. Когда сдвинулась влево, плечо коснулось бетона. Это обнадеживает! Сундук стоит вплотную к стене — или достаточно близко к ней. Если я сумею взобраться на него, может быть, у меня получится выброситься из ямы, как морской лев из аквариума. Выбравшись из ямы, я с большей вероятностью найду какой-нибудь крюк или выступ, который поможет мне содрать пиджак Пембертона с головы. Тогда я буду видеть, что делаю. Я освобожу руки, затем ноги. В теории это казалось так просто.

Как можно осторожнее я повернулась на девяносто градусов, спиной к стене. Сдвинулась к заднему краю сундука и подняла колени вверх, чтобы они коснулись пиджака, завязанного под подбородком.

По краю крышку сундука окаймлял небольшой выступ, и я смогла зацепиться за него каблуками. Потом медленно… аккуратно… я начала выпрямлять ноги, скользя спиной, дюйм за дюймом, вверх по стене.

Мы образовали прямоугольный треугольник. Стена и крышка были прилежащим к углу и противолежащими катетами, а я — трясущейся гипотенузой.

Икру свело внезапным спазмом, и я чуть не закричала. Если я позволю боли взять надо мной вверх, я упаду с сундука и могу сломать руку или ногу. Я напряглась в ожидании того, чтобы боль прошла, прикусив изнутри щеку с такой свирепостью, что сразу же почувствовала вкус теплой соленой крови.

Тихо, Флейв, успокаивала я себя, бывают вещи и похуже. Правда, за свою жизнь не могла ничего такого припомнить.

Не знаю, как долго я стояла так, дрожа, казалось, прошла вечность. Я промокла насквозь от пота, хотя откуда-то дул холодный воздух, я ощущала сквозняк голыми ногами.

После долгой борьбы я наконец выпрямилась, стоя на сундуке. Я провела пальцами по стене, куда смогла дотянуться, она была раздражающе гладкой.

Неуклюже, как слон, я повернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы оказаться лицом к стене. Наклонилась вперед и почувствовала — или мне показалось, что почувствовала, — под подбородком край ямы. Но поскольку у меня на голове был пиджак Пембертона, я не была уверена.

Пути наружу не было; по крайней мере в этом направлении. Я была словно хомяк, взобравшийся на верхушку лестницы в своей клетке и обнаруживший, что идти дальше некуда, только вниз. Но хомяки наверняка в глубине своих хомячьих сердец знают, что их попытки тщетны; только мы, люди, не способны принять свою беспомощность.

Я медленно опустилась на колени на сундук. По крайней мере спускаться легче, чем подниматься, хотя грубое занозистое дерево и то, что я принимала за выступающую каемку вокруг крышки, царапали мне ноги. Из этого положения я смогла, изогнувшись вбок, сесть и опустить ноги вниз на пол.

Если я не смогу найти отверстие, через которое в яму проникает холодный воздух, наружу можно будет выбраться только через верх. Если здесь на самом деле есть труба или акведук, ведущий к реке, достаточно ли он большой, чтобы я смогла проползти по нему? И даже если да, нет ли в нем каких-нибудь препятствий, или я неожиданно уткнусь лицом — как гигантский слепой червь — во что-нибудь отвратительное в полной темноте и застряну в трубе, не в состоянии двинуться ни вперед, ни назад?

Найдет ли в будущем мои кости какой-нибудь озадаченный археолог? Меня положат в стеклянный ящик и выставят в Британском музее перед глазами изумленной публики. Я обдумывала все за и против.

Но постойте! Я забыла о лестнице в конце ямы! Я сяду на нижнюю ступеньку и поползу задом вверх. Добравшись до верха, я плечами оттолкну доски, прикрывающие яму. Почему я не подумала об этом в первую очередь, до того, как я довела себя до состояния крайнего утомления?

И тут что-то нахлынуло на меня, словно придушив сознание подушкой. Не успела я понять, что это от полнейшей усталости, не успела я оказать сопротивление, как была побеждена. Я соскользнула на пол на хрустящие бумаги: бумаги, которые, несмотря на холодный воздух из трубы, показались удивительно теплыми.