Сергей Зверев - Золотые эполеты, пули из свинца

Он попросту доходчиво пояснил Ванчуре, что покуда акция не будет так или иначе завершена, бронепоезд не избавится от цистерны, а команда бронепоезда, соответственно, от самого Хейзингера. Зато, когда цистерна будет, наконец, опорожнена, Хейзингер с превеликой радостью покинет бронепоезд на ближайшем же полустанке. Если Ванчура поможет ему выполнить задуманное, то их расставание свершится, к обоюдному удовольствию, совсем скоро: как только бронепоезд дойдет до моста, а босняки, подчинившись распоряжениям коменданта Ванчуры, выкачают содержимое цистерны в воду. А если не поможет, то неизвестно, сколько еще мотаться бронепоезду по галицийским железнодорожным веткам. И кто, кстати, будет освобождать эшелон от цистерны: в одиночку Хейзингер с такой задачей не справится.

Войтех Ванчура подумал, плюнул – на этот раз не фигурально в потолок, а самым вульгарным образом на пол – и согласился. Ради того, чтобы возможно скорее избавиться от проклятого пруссака, комендант пошел бы и не на такое. Раненое плечо Ванчуру практически не беспокоило, и он вновь взял управление бронепоездом в свои надежные руки профессионала.

Рудольфу Хейзингеру оставалось только сидеть в запертом штабном вагоне и ждать. Он смотрел в узкую щель между бронированных ставен вагонного окошка и предвкушал, как уже через несколько часов любовно выращенная им зараза достигнет русских позиций по ту сторону линии фронта.

За окошком с мутного серого неба сеялся мелкий дождик: вскоре после рассвета погода решительно испортилась. Сквозь влажную дымку проглядывал временами тусклый солнечный диск, но от этого становилось еще пасмурнее и тоскливей. Но унылая картина не портила настроения Хейзингера, он ее просто не замечал. Полковник довольно потирал руки: перед его внутренним взором уже вставали приятные картины ближайшего будущего. Вот он приезжает в Берлин, где сам кайзер Вильгельм II дает ему аудиенцию. Вот его награждают орденом «Черного орла». Вот ему дают генеральское звание…

На последнем перед мостом полустанке Ванчура распорядился загнать бронепоезд на сортировочную горку и перецепить цистерну в самый хвост. Смысл этой операции заключался в том, чтобы сразу после слива отцепить пустую цистерну и на всех парах удирать с места преступления, ведь комендант понимал, что акция, подготовленная Хейзингером, только так и может квалифицироваться по любым законам, что писаным, что неписаным, что национальным, что международным. А еще комендант оставлял на полустанке один из бронепаровозов, чтобы позже забрать его и вернуть в ордер эшелона. Теперь, после уже свершившейся потери бронеплощадки и намеченного сброса цистерны, удвоенная мощность тяги была излишней, на передний план выходила маневренность, а маневрировать одним локомотивом проще, чем двумя.

Босняки, которые опасливо возились у цистерны на сортировочной горке, злобно ругались… Они уже хорошо сообразили, что содержимое цистерны смертельно опасно, что в ней какая-то зараза. Небо над полустанком, затянутое пеленой туч, было серым и унылым, словно могильная плита. Настроение солдат соответствовало пасмурной погоде.

Наконец спустя полчаса после перецепки цистерны лязгающий колесами бронепоезд въехал на мост через Серет и остановился посредине.

Серет – не слишком широкая река, поэтому и мост был довольно коротким: не более тридцати сажен в длину. Он представлял собой довольно примитивное инженерное сооружение арочного типа. Четыре мощные сваи забиты на одном берегу реки, четыре – на другом. К сваям приклепаны консоли, на которых лежит настил с двухколейным рельсовым полотном. Сверху проходят две арочные фермы, распирающие и поддерживающие всю конструкцию, придающие ей структурную жесткость. Арки связаны поперечными брусьями; вниз, к настилу, от ферм протянуты вертикальные балки. Вот и все, что называется, простенько и со вкусом.

Застучали молотки и топоры, затрещали отдираемые доски: солдаты снимали с цистерны камуфляжные деревянные щиты, чтобы добраться до помпового механизма. Работа шла медленно, потому что людей было мало: после всех злоключений, обрушившихся на бронепоезд за последние двое суток, от его экипажа осталось не более четверти.

Поверхность воды морщилась мелкими волнами под порывами ветра, из низких туч моросил тягучий дождик. Стало прохладно, и даже цистерна воняла не так сильно, как вчера, когда она была раскалена солнцем.

Нормально ли сработает насос – вот что волновало сейчас полковника Хейзингера. Лишь бы тупорылые босняки чего не перепутали и не сломали!

Сейчас, вот прямо сейчас зараженные возбудителями брюшного тифа жидкие фекалии ядовитым потоком польются в чистую речную воду…

А верстах в трех ниже по течению продолжалась обыденная жизнь. Галицийские крестьяне, не подозревающие о нависшей над ними угрозе, поили из заводи Серета своих лошадок и набирали котелки, чтобы сварить себе обед. Две крачки, истошно вопя своими мяукающими голосами, дрались над водой из-за пойманной рыбешки. За невысоким холмиком в заболоченной старице, оставшейся с половодья, надрывался в любовном томлении могучий лягушачий хор.

– Вглядитесь внимательнее, граф, – Сергей тронул плечо Щербинина, – этого мерзавца точно нет внизу, около цистерны?

– Нет. Думаю, что Хейзингер прячется в штабном вагоне. Боится сам подцепить заразу.

Вот тут, в определении мотивов Рудольфа Хейзингера, Щербинин ошибался. Полковник точно прятался. Именно в штабном вагоне. Но вовсе не из страха заразиться! Немец другого боялся: огрести от босняков прикладом по голове или получить штык в живот, после чего отправиться кормить рыбок речки Серет.

Выйди Хейзингер из закрытого штабного вагона, приблизься он к цистерне, – этим бы скорее всего дело и кончилось. Но майор Ванчура все же покинул санитарный вагон и руководил сейчас работами на мосту. Так что немцу оставалось только дожидаться успешного завершения «акции».

– Прячется в штабном вагоне? Так тем лучше! – радостно улыбнулся Голицын. – Хейзингер сам идет к нам в руки. Точнее, в руки к вам с Ибрагимом, граф. Ага, я вижу, что всей суетой у цистерны распоряжается толстячок, которого я чуть не отправил к праотцам. Повезло толстячку, что он покинул поезд и пребывает сейчас на свежем воздухе!

…Николай Гумилев, Сергей Голицын, граф Щербинин и фельдфебель Ибрагим Юсташев сидели сейчас, скорчившись и с трудом удерживая равновесие, на швеллерах арочных ферм моста, прямо над паровозом бронепоезда, от которого их отделяло три сажени по вертикали. Их легко бы могли заметить снизу, но ни Ванчуре, ни кому-либо из замотанных до предела босняков не приходило на ум, что ужасные русские диверсанты расположились буквально у них над головой.