Валерия Вербинина - Сапфировая королева

В городе О. наступило великое брожение умов.

Сначала обнаружилось, что баронесса Корф – вовсе не баронесса Корф, а ее служанка, в то время как служанка как раз и есть настоящая баронесса. Затем выяснилось, что баронесса – та, которая настоящая, – прибыла в город с особым заданием и что задание будто бы имело весьма отдаленное отношение к поискам похищенной парюры.

Кроме того, среди студентов местного университета начались аресты. Король дна Хилькевич куда-то исчез, да так и не объявился, а в столичных газетах появилась туманная, но оттого не менее зловещая заметка о раскрытии заговора, который имел своей целью отнятие жизни у его императорского величества во время приезда оного величества в некий южный город.

Узнав, что в образе плутовки Дашеньки он имел дело с самой баронессой, а также вспомнив, как давал ей взятку и заглядывал в декольте, полицмейстер де Ланжере заболел от огорчения. Столь вольное поведение было, с его точки зрения, совершенно недопустимо. Но тут жена (та, которая невенчаная) весьма кстати напомнила ему, что губернатор и вице-губернатор проштрафились куда сильнее, расточали хвалы самозванке, приняв ее за аристократку, и что это унижает их куда больше, чем его – фамильярное обхождение с баронессой.

– А Бертуччи, поговаривают, собирался сделать госпоже баронессе предложение, – добавила невенчаная жена, чтобы окончательно излечить хворающего супруга.

– Да ну! – вытаращил глаза полицмейстер. – Той, которая горничная? Вот срам-то! Он же говорил, что не женится ни за какие коврижки!

– Ну мало ли что вы, мужчины, говорите, – вздохнула невенчаная супруга, припоминая красивые черные глаза маэстро.

– Ты слышал о Бертуччи? – спросила венчаная супруга, едва де Ланжере после долгого трудового дня вернулся домой. – Вот смех-то!

– Мне некогда заниматься всякими пустяками, – с достоинством ответил полицмейстер, падая в кресло. – Мы, матушка, на государственной службе заговоры распутываем, а заговорщики не дремлют!

– А что с похищенными украшениями? – спросила законная половина. – Удалось найти что-нибудь, кроме ожерелья?

– Увы, нет, – вздохнул де Ланжере, с горечью косясь на ее жеваную шею.

И в самом деле, если дней через пять заговор был раскрыт окончательно и все бомбисты взяты под стражу, то парюра, украденная у Агаты Дрейпер, как в воду канула. Валевский на все расспросы о ней упорно отвечал, что не имеет к ее исчезновению ни малейшего отношения.

Его вновь арестовали после того, как он прыгнул в окно, чтобы спасти Амалию, но отделили от остальных заключенных и обращались с ним с подчеркнутым уважением. Однако какие бы услуги поляк ни оказал баронессе, за ним числилось слишком много дел, чтобы его могли отпустить, и в конце концов было решено перевезти его в Варшаву, где должно было состояться самое громкое слушание – по поводу дерзкого ограбления Польского банка, произошедшего аж несколько лет назад.

– Эх, сошлют меня на каторгу… – вздыхал Валевский, поедая божественные эклеры, которые ему приносили по особому разрешению от шеф-повара гостиницы «Европейская». – Холод, Сибирь, тоска и уголовники… Что может быть гаже? – Леон доел последний эклер, облизнул пальцы и с ностальгией покосился на пустую тарелку. По натуре Валевский был сладкоежкой, что вовсе не мешало ему сохранять завидную фигуру. – И будет мне так плохо, что я, пожалуй, даже начну читать книги. Еще и заделаюсь поклонником какого-нибудь Дюма или, не приведи господи, Достоевского. – Молодой человек скривился от отвращения.

Баронесса Корф, слышавшая его слова, не смогла удержаться от улыбки.

– Вам понравится Дюма, – сказала она. – Кроме того, я не уверена, что вы задержитесь на каторге, пан Валевский.

– У меня слабые легкие, – пожаловался Леон и в доказательство кашлянул два раза. – Я простужаюсь на любом сквозняке, а ваша каторга для меня – почти наверняка чахотка и скорая смерть. И кто будет обо мне жалеть? – Он пожал плечами. – Никто!

– Почему вы вернулись? – спросила Амалия.

– Воображаете, что я сделал это ради ваших прекрасных глаз? – задорно осведомился поляк. – Можете не волноваться. Вы спасли мне жизнь, когда тот мерзавец пытался перерезать мне горло, и я счел, что долг платежом красен. – Он зевнул и прикрыл рот рукой. – Кстати, вы нашли парюру?

– Нет, – ответила Амалия. – Но де Ланжере ее ищет.

– Значит, украшения никогда не будут найдены, – философски подытожил Леон.

Когда Амалия вышла из здания тюрьмы, она сразу же заметила Наденьку Русалкину, которая стояла на противоположном тротуаре и, судя по всему, кого-то ждала. Увидев баронессу, девушка поспешно подошла к ней.

– Мы можем поговорить, сударыня? – проговорила Наденька, волнуясь. – Это… это может быть очень важно.

Амалия пригласила ее к себе в гостиницу, и вскоре барышня Русалкина уже входила в ее номер. В дверь заглянула Дашенька, сменившая наряд госпожи на более привычный, справилась, не нужно ли чего баронессе, и удалилась.

– Я бы хотела спросить о Женечке, – заговорила Наденька, нервно комкая в пальцах ручку сумочки. – Что его ждет?

Амалия поморщилась.

– Его будут судить. Заговор, убийство агента… Вряд ли он легко отделается.

– Вот как… – протянула Наденька, и по ее тону Амалия поняла, что вовсе не судьба кузена волновала девушку. – А… а пан Валевский?

– Его тоже будут судить, – ответила баронесса, – хоть и за другие дела, в которых он замешан. Конечно, у него будут некоторые смягчающие обстоятельства, к примеру, его помощь в моем собственном расследовании, но тут не все просто. Да и в деле с парюрой никто не снимал с него подозрений, а многие высокие лица придают ему очень, очень большое значение.

– Скажите, а если бы… – Наденька нервно завела за ухо прядь волос, – если бы он вернул драгоценности… его бы могли отпустить?

Амалия удивленно подняла голову, и Наденька, решившись, взяла обеими руками свою сумочку, вытряхнула ее содержимое на стол.

– Вот, – проговорила Наденька. Губы девушки дрожали. – Тут… тут все.

В самом деле, тут было все – заколки и пуговицы, украшенные сапфирами и бриллиантами, кольца и запонки… И диадема, сплющенная, очевидно, для компактности формы.

– Я не сразу нашла, – принялась рассказывать Наденька в ответ на вопросительный взгляд Амалии. – Он принес мне подарок… большую коробку с нитками, булавками и иголками… Там они все и лежали – на дне, под лентами и прочим… – Девушка покраснела. – Подарок был чудесный… у меня в жизни не было ничего подобного. И главное, он даже ни слова мне не сказал… Я перепрятала драгоценности и никому, даже брату, о них не обмолвилась. А потом увидела Леона под окном, поздно вечером… и решила, что он вернулся за драгоценностями. Я думала только о том, как бы его спровадить… в голову мне лезли разные гадкие мысли, я думала даже его выдать властям. Я же никогда не была богатой… и не подозревала, что это такое. Но он ушел утром… просто ушел. И мне стало так стыдно… И еще более стыдно, когда в дом ворвались те грабители, и он пытался нас защитить…