Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Как звали клиента, не помните?

— Сейчас погляжу, я всегда записываю. Вдруг еще придет? А я их с ходу по имени-отчеству назову, ему будет приятно. Лука Викентьевич Тоненьков!

— Невысокий, седой, сутулится, с брюшком, сюртук серого цвета…

— Так вы его знаете?

— Видел пару раз.

Лука Викентьевич часто приходил в сыскное на прием к Крутилину. Позавчера, когда Яблочков ворвался без стука к начальнику, чтобы известить о Рыкачеве, он как раз сидел в кабинете на стуле.

— Кажется, вы меня обманываете, Иван Дмитриевич. Что значит, дело сорвалось? — вопрошал он Ивана Дмитриевича.

Крутилин, увидав Яблочкова, Луку Викентьевича оборвал:

— Потом расскажу. Ступай, Лука, некогда…

За обедом Арсений Иванович не раз добрым словом помянул покойную матушку, заставлявшую его и сестер разговаривать дома исключительно на французском, а за обедом и ужином пользоваться всеми без исключения столовыми приборами.

За Яблочковым, будто за заморской диковинкой, внимательно следили и хозяева, и прислуга, и остальные гости. Ну когда же, когда этот увалень-полицейский, прихотью Леночки попавший в солидный дом за изысканный стол, что-нибудь отморозит? А он еще и по-французски понимает. Где только выучился? Не в петербургских же трущобах? И ведь одет-то с иголочки! Впрочем, шарманщики своих обезьянок тоже во фраки обряжают.

Леночка, демонстративно севшая рядом с Арсением Ивановичем, ласково на него поглядывала, а на потенциальных женихов, позванных родителями — поручика лейб-гвардии Семеновского полка, многообещающего молодого дипломата из самой Вены и инженера-путейца лет тридцати пяти, разбогатевшего на строительных подрядах, не обращала внимания. То и дело задавала Арсению Ивановичу вопросы, и, отвечая на них, тот развлекал публику байками про будни сыскного отделения. Слушали его с интересом, поражаясь тому, что буквально за углом течет какая-то другая, абсолютно неведомая им жизнь, в которой заправляют неведомые «иваны», [57] Главари криминального мира. скупают краденое загадочные «блаттер-каины», а убивают гайменники, они же мокрушники.

— Во всяком случае, сегодня у нас весело, — прошептала мужу Леночкина матушка Аполлинария Даниловна.

— Хочешь его еще раз пригласить? Только погляди, как Леночка на него смотрит, — возмутился Леонтий Аркадьевич.

— Ерунда! Ей просто хотелось нас позабавить.

После обеда дамы уселись в гостиной, мужчины перешли в курительную, а Яблочкова Леонтий Аркадьевич пригласил в свой кабинет.

— Вы хоть дворянин? — спросил он, усаживаясь.

Яблочкову сесть не предложил.

— Да, мой род очень древний, еще допетровский.

— И что представитель древнего рода позабыл в полиции?

— Это мое призвание.

— Призвание… Ну и насмешили! Какое же это призвание — воришек ловить? Надеюсь, вы понимаете, у Леночки к вам ничего серьезного. Так что спасибо, что развлекли. Надеюсь, что спешите по делам.

— Честь имею.

Яблочков вышел с чувством, что его освистали. Нет, хуже — оплевали. Лакей, подавая трость и цилиндр, и тот глядел с презрением.

— Куда вы? — на улицу за ним в ослепительно-красивом платье из розового шелка с лифом из темно-зеленого бархата выбежала Леночка.

— Простите, тороплюсь по делам службы. Все было чудесно…

— Что он вам наговорил?

— Кто?

— Мой отец! Не вздумайте его слушать. Он — раб собственных предрассудков. Хочет выдать меня за этого надутого инженера. А у того только костыль с горбылем на уме. Обещал после свадьбы увезти меня в какую-то глушь строить очередную дорогу. А как вам дипломат? Объяснялся мне в чувствах, словно циркуляр читал. А поручик и того чище. Подозреваю, что его лошадь и та умней. «Вы сегодня, Леночка, одеты не по уставу. Незамужним полагается носить белое». Полагается! Хорошо хоть без эполет.

Как ни был Яблочков расстроен, спич барышни его развеселил.

— Пойдемте, пойдемте, я приготовила фанты, — схватила его за руку Леночка. — Дипломата отправлю послом куда подальше, поручика махать шашкой на Кирочной…

— Извините. Но ваш отец прав. Я не из вашего круга.

— Свои круги я рисую сама. А круги отца меня не волнуют. Потому что другие времена настали. Теперь девушки выходят замуж по любви. А я люблю вас.

— Вы меня совсем не знаете.

— Зато ваша служба полна романтики.

— Ваши родители…

— Я тут одна. Не надо мне выкать.

— Твои родители не дадут благословения.

— Куда они денутся, если мы согрешим? Хочешь я перееду к тебе. Прямо сейчас.

— У меня слишком маленькая квартира.

— Так сними побольше. Пять комнат, пока не пойдут дети, нам хватит. А за родителей моих не волнуйся. Когда они узнают тебя получше, тоже полюбят всей душой. Представляешь, как будет здорово, если мы с тобой будем ловить преступников вместе?

— Леночка…

— Ты разве не хочешь?

— Хочу. Но снять квартиру… Мне понадобится время. Хотя бы месяц.

— Так долго? Ну хорошо, я пока съезжу на дачу. Но в сентябре точно к тебе перееду. Уверен, что в фанты не хочешь?

— Мне и вправду пора.

— Тогда поцелуй меня…

Яблочков попытался чмокнуть в щечку, но барышня притянула его к своим губам.

— Надо срочно что-то предпринять, — сказал Леонтий Аркадьевич жене, наблюдая за сумасбродной дочкой в окно.

Арсений Иванович еще долго слонялся по летнему Питеру, переваривая сытный обед и остальные события этого непростого дня. Вроде и не допрашивал никого, и в засаде не сидел, и по крышам с ремингтоном не бегал, а всяких сведений узнал, что и осмыслить не получается. Неужели Крутилин, Лука Викентьевич и Жупиков действуют заодно? Жупиков грабит, Лука Викентьевич дает потерпевшим совет обратиться к Крутилину, а тот за бешеное вознаграждение возвращает вещи? И все довольны…

Что же делать? Как вернуть вещи Сапрыкину? Где взять денег для аренды пятикомнатной квартиры?

Решение пришло вечером, когда шел по Литейному проспекту.

В понедельник без пяти девять Арсений Иванович, придав лицу безмятежный вид, зашел в сыскное и громко поздоровался. Надзиратели и агенты, толпившиеся в приемной, дружно обернулись и застыли в изумлении. Яблочков усмехнулся, подумав, что «Ревизора» смотрел десятки раз и даже сам в нем играл, но такого оцепенения в финальной сцене никогда не видел.

— Шеф уже прибыл? — спросил Яблочков, направляясь к кабинету Крутилина.

Первым пришел в себя Фрелих:

— Сеня, — сказал он ласково, — ты лучше после десяти приходи, вместе с посетителями. Не в духе сегодня Иван Дмитриевич.

Арсений Иванович опять усмехнулся и даже стучаться не стал, открыл дверь и зашел. Крутилин, кинув взгляд, снова углубился в лежавшие перед ним бумаги. То, что не выказал удивления, Яблочкова взбодрило. Значит, Серафиме Осиповне удалось восстановить его в должности.