Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Значит, это не он, — обрадовался Фрелих.

— Почему ты так решил? — изумился Яблочков. — Мало ли как злодей фраеру представился. Так, так… По моим сведениям, в шайке три человека, значит, на задержание надобно шесть агентов. Назначь людей и вели им спускаться, пусть садятся в экипажи и ждут меня. А я в картотеку загляну, вдруг Африкан нам уже попадался?

Яблочков отправился в кабинет делопроизводителя, выдвинул нужный ящик. Жуков, Жулавский, Жуменков, Жундриков, Жупахин… А вот и Жупиков Африкан собственной персоной. И даже фотопортрет имеется. Отлично. Значит, Захарку можно с собой не тащить, без него опознаем.

И за какие такие грехи Жупиков угодил в картотеку сыскной полиции? Яблочков перевернул страницу и открыл рот от удивления: двадцать седьмого июля 1869 года Жупикова по подозрению в квартирной краже задержал не кто иной, как Фрелих. И что случилось дальше? — «Отпущен двадцать восьмого июля по отсутствию улик». Очень странно. Почему Фрелих не сообщил об этом? Забыл? Какой-то он вообще сегодня странный. Может, простыл?

Яблочков велел надзирателю отпереть камеру, в которую поместили Захарку.

— Узнаешь? — Арсений Иванович сунул задержанному фотографический портрет Жупикова.

— Да, Иван Иваныч собственной персоной.

— Обманул он тебя.

— Как обманул? Что, долг мой Бусурину не отдал? Он ведь крест целовал…

— Про долг сам его спросишь. Через часик. Только Иваном его не называй, его Африканом окрестили.

— Как это?

Яблочков неожиданно почувствовал жалость к простофиле:

— Говорю же, обманул он тебя.

— Почему не сообщил, что Жупикова задерживал? — задал Яблочков каверзный вопрос Фрелиху.

— В первый раз о таком слышу.

— Да что ты говоришь? На, почитай, — Арсений Иванович сунул ему лист из картотеки.

Фрелих, бросив взгляд на фотопортрет, пожал плечами:

— Да разве всех мазуриков упомнишь…

— Слушай, не крути, юла.

— Ну, раз желаешь, — Фрелих неожиданно перешел на «ты», — дам совет тебе, Арсений. Не езди на Мытнинскую. Подожди до завтра.

— Почему?

Старший агент замялся:

— Утро вечера мудреней. И агенты устали, домой хотят…

— Тейтельбаум пятьдесят рублей пообещал, если вещи сегодня вернем. Так что с меня — угощение. Всем!

На Большой Морской Яблочкова ждали четыре пролетки, в трех сидели агенты, в четвертой — Тейтельбаум.

— Вылезайте, — велел ему Арсений Иванович. — Ожидайте меня в сыскной.

— Но…

— На задержаниях всякое бывает. Даже стрельба.

— А как вы узнаете мои шубы?

Добротный дом за нумером девятнадцать резко отличался от соседних, прогнивших и покосившихся. Первый его этаж был каменным, второй — деревянным, чтобы обитателям легче дышалось.

Яблочков приказал четырем агентам окружить строение по периметру, а с остальными перелез через выездные ворота и, миновав двор, где между сараями (дровяной, для подвод и лошадей) гуляли куры, обогнул дом. Черный вход заперт не был, через него с револьверами наперевес ворвались в дом.

Жупиковы вечеряли. Увидев незваных гостей, оба сына вскочили, однако отец жестом приказал им сесть:

— С кем имею честь? — спросил он нарочито спокойно.

— Сыскная полиция, чиновник для поручений Яблочков, — отрекомендовался Арсений Иванович.

— Ивану Дмитричу служишь?

— Государю императору…

— Мы с Иваном Дмитричем — старинные друзья с тех времен, когда он еще надзирателем бегал. Пару лет назад такой же чудак со шпейером [11] Револьвер. тоже сюда ворвался: «Руки вверх, — заорал, — вы арестованы». Повез в сыскное. А там, слава богу, Иван Дмитриевич находился. Сразу меня и отпустил. Потому что честный я человек.

— На сей раз не отвертишься, — Яблочков не сводил глаз с янтарной в золоте броши, что украшала душегрею жупиковской жены.

Тихо шепнул агенту Голомысову:

— Приведи-ка потерпевшего.

— Ошибаетесь, господин чиновник. Сами посудите, если б я преступным промыслом промышлял, стал бы Иван Дмитриевич меня нанимать для переезда на дачу? Не далее как вчера его семейство свезли, — сообщил Жупиков, внимательно наблюдая за непрошеными гостями. — Так что сыскной мы не чужие. Может, за стол присядете? В ногах-то правды нет. Палашка, неси стаканы…

— Сидеть! — заорал Яблочков, для убедительности наставив на Жупикова револьвер.

Если спрячет брошь — потом ее не сыщешь. Испуганная хозяйка закрылась от ремингтона, задрав холщовый передник.

— Зачем бабу пужаете, господин для поручений? — у Жупикова лишь на миг дернулась скула, однако сумел он сохранить не только невозмутимость, но и иронию.

— Чиновник для поручений, — поправил его с подчеркнутым раздражением Арсений Иванович.

Скрипнула дверь, Яблочков услышал, как входят в дом, на этот раз с улицы, Голомысов с Тейтельбаумом. Увидев потерпевшего, сыновья Жупикова переглянулись, а Африкан Семенович прикусил губу.

— Опусти передник, — приказал хозяйке Яблочков и спросил купца: — Ваша брошь?

— Не моя, Беллочкина! — на глазах Гирши Менделевича навернулись слезы. — Спасибо вам, дорогой Арсений Иванович. Большущее спасибо.

— Говорил вам: тятечка, не трожьте, — процедил, обращаясь к матери, младший из сыновей.

— Заткнись, Селиван, — оборвал его отец.

— Жду от вас признаний, — улыбнулся ему довольный собственным успехом Яблочков.

— Так не в чем, господин чиновник. Только извиниться могу. Простите великодушно, что должность вашу переврал. Люди мы простые, в чинах не разбираемся. Сами же видите: живем скромно, своими трудами.

— Про труды давай поподробней. Откуда у твоей жены золотая брошь? Где это ты столько деньжат заработал?

— Каюсь. Брошь не заработал, под ногами нашел.

— Ври, да не завирайся.

— Всеми святыми клянусь. В пятницу мы с Харитошей, это старшенький мой, тащили сундук. Страсть какой тяжелый. И вдруг на ступеньках будто звездочка вспыхнула. Я — Харитоше: «Ну-ка, поставь». Наклонился, а там — брошь.

— И где те ступеньки, на которых броши валяются? — с ехидцей уточнил Арсений Иванович.

— На улице Офицерской, дом двадцать девять.

— То бишь признаешь, что в пятницу обнесли там квартиру?

— Шутить изволите? Башкой лучше подумайте, разве нанял бы нас Иван Дмитриевич, если бы воровством промышляли? Нет, мы — люди честные. На Офицерской, как и всегда, заказ исполняли, перевозили вещи.

— Врет, — прошептал Яблочкову Тейтельбаум. — Ничего я ему не заказывал.

— Заказ, говоришь? А кто заказчик? — делано удивился Арсений Иванович.

— Швейцар того дома, Захаркой его звать. Сказал, что квартирант ихний на дачу съехал, а ключи ему оставил и поручил самые ценные вещи на склад вывезти для пущей сохранности. Квартиры-то летом, сами знаете, часто грабят.