Юлия Ефимова - Игра вынужденных убийц

– Не за что, – ответил ей спаситель, и Даша все же решила взглянуть на него.

У мужчины был крупный нос и умные глаза, из-под элегантной фетровой шляпы виднелись смоляные волосы. «Восточный мужчина», – мелькнула догадка.

– Давайте я помогу вам донести сумку до метро, – не успокаивался доброхот, чем вызвал еще больше недоверие.

– Не надо, – Даша вырвала свою дорожную сумку у него из рук. – Я уже пришла, мне в «Абсолют», – махнула она рукой в сторону делового центра, который возвышался на площади стеклянным карандашом.

– Так и мне туда, – улыбнулся мужчина и сразу показался куда приятнее, чем на первый взгляд.

«Или, может, он француз?» – вдруг подумалось Даше. Она никогда не бывала во Франции, да и, если честно, никогда не видела живых французов, но представляла их именно так – высокими, красивыми и жутко галантными, с черными волосами и большими носами. Этот образ был навеян молодым Венсаном Касселем, в которого была влюблена когда-то Дарья и бережно хранила эти детские чувства в своей душе. Когда мужчина улыбнулся, у него появился какой-то особенный шарм, словно он что-то знал такое, о чем Дарья даже не догадывалась.

– Я очень тороплюсь, – почему-то начала оправдываться Дарья, но уже не вырывала свою сумку, а наоборот отпустила ее перестав постоянно дергать.

– Я тоже, – ответил то ли француз, то ли восточный мужчина и повесил Дашин баул себе на то же плечо, где у него висел небольшой футляр. – Давайте торопиться вместе, тогда это у нас получится намного лучше.

Почему-то поверив незнакомцу, Даша оперлась на галантно предложенный ей локоть, и они, словно пара супругов, проживших вместе десять лет, направились в деловой центр. На миг в голове Дарьи даже мелькнула шальная мысль: может быть, все получится, Новый год и все такое. Может, она все-таки сумеет стать счастливой, и это ее подарок от Деда Мороза? Может, именно этот Новый год станет переломным, и в свои двадцать семь лет Даша, наконец, заслужила у вселенной прощения и вытянула выигрышный билет?

Если бы тогда, в 09:30, тридцать первого декабря, она знала, как сильно ошибается, то возможно ни за что бы не вошла в деловой центр «Абсолют».

Лифт был переполнен, что было само по себе странно в девять утра тридцать первого декабря.

Обычно в этот день люди просыпаются поздно, ставят варить овощи для винегрета и оливье, и смотрят старые фильмы. Те, конечно, уже порядком набили оскомину, и все, абсолютно все знают диалоги из них наизусть, но – традиция, куда уж от нее деться.

Полина Петровна Заруч любила традиции, она считала, что именно на них и держится все: семья, страна и даже нация. Поэтому к своим пятидесяти просмотрев эти фильмы уже миллион раз, с удовольствием сделала бы это снова, но, видимо, не в это предновогоднее утро. Сегодня пришлось встать пораньше и тщательно собраться. Так как Полина Петровна давно уже не выходила в люди, то разучилась это делать быстро. Руки предательски дрожали и даже тушь для ресниц несколько раз пыталась выскочить и щеткой ударить больно в глаз. Ранний подъем дал ей фору, и к моменту, когда надо было выходить из дома, Полина Петровна уже была в полной боевой готовности. Седые волосы, которые, надо сказать, шли ей, она уложила аккуратным каре, немного подкрутив концы утюжком. Глаза все же удалось накрасить, сделав их из бесцветных яркими и почти такими же голубыми, как в молодости. Костюм, который она надевала редко, оставляя, так сказать, на выход, сидел на ней по-прежнему идеально, придавая ее образу интеллигентности.

Метро оказалось ожидаемо пустым, редкие пассажиры улыбались друг другу, а самые веселые даже поздравляли всех вокруг с наступающим Новым годом, что делало это утро каким-то особенным, волшебным, что ли. Но на душе у Полины Петровны было очень тяжело. Был шанс, что после стольких лет давняя рана затянется именно сегодня, и ей хотелось избавиться от этой боли навсегда. Однако, был и страх вновь обмануться.

Радостные лица в метро были знаком, что все будет хорошо, что сейчас она делает все правильно, по крайней мере, Полине Петровне хотелось в это верить. Под землей, в комфортном новом вагоне метро витал призрак праздника и надежды на счастье.

Чего нельзя было сказать про лифт офисного здания, куда направилась с утра пораньше Полина Петровна. Он не просто был забит хмурыми и чем-то озабоченными людьми, но и как-то натужно полз вверх, словно был установлен не в современной высотке из стекла и бетона, а в хрущевке, где прослужил уже более сорока лет. Мальчишка-доставщик неуклюже старался пристроить свой большой рюкзак-термос, который мешал всем в заполненном лифте. Полина Петровна по привычке пожалела его, как жалела всех молодых людей, которым приходилось выживать в этом жестоком мире. Даже решила, что если кто-то фыркнет на него, то она тут же даст хаму отпор, но люди молчали, погруженные в свои почему-то невеселые в канун праздника мысли. Громоздкие пуховики и дубленки, словно скафандры защищали пассажиров не только от холода, но еще и от необходимости контактировать с остальными. Спрятавшись в свои шапки и шарфы, они словно разрешали себе быть некультурными: никто из входивших в лифт не соизволил поздороваться, а на тихое «доброе утро» от Полины Петровны, ответила лишь девочка лет двенадцати, да рыженькая девица на высоченных, неуклюжих шпильках. Остальные предпочли сделать вид, что не слышали. Хотя, по правде говоря, могло быть и так – Полина Петровна по своим ученикам знала, что многие сейчас носят под шапкой наушники и не реагируют на внешние раздражители.

– А почему здесь нет тринадцатого этажа? – вдруг нарушила тяжёлое молчание вежливая девчонка, указав на панель, где действительно не было этой цифры. Именно это прелестное создание поздоровалось с Полиной Петровной и сейчас, видимо, тоже чувствовала себя не вполне комфортно в этой тягостной тишине.

– На многих самолетах, в круизных лайнерах, а также гостиницах это число под запретом, – ответил ей мужчина с лихим черным чубом, скорее всего, отец девочки. – Суеверие, но люди сейчас не менее подвержены ему, чем в средневековье.

– А почему именно тринадцать несчастливое число? – не унималось любопытное дитя.

– Версий масса, одна из них, что поверье идет от Иуды, который присоединился к столу на Тайной вечере тринадцатым и после нее предал Исуса, – ответил ей отец и, казалось, познавательную лекцию слушал уже весь лифт, а не только девочка. Но продолжить свой рассказ мужчине не удалось – лифт остановился на двенадцатом этаже, и все стали покидать неприятное, тесное пространство.

Полине Петровне показалось немного странным, что всем, как и ей самой, понадобился именно двенадцатый этаж, но она отогнала эти мысли. Чего ей бояться? Все самое страшное в ее жизни уже произошло, а вот разобраться в прошлом очень хочется. Это желание вновь придало сил, и она откинула всякие сомнения.