Эмиль Коста - Полный дом

– Как случилось, что три поколения живут вместе?

– Сеньор Себастьян построил отличный дом неподалеку от Собора Спасителя, – пояснил Манчера. – Старшей дочери не понравилось жить в поместье, они с мужем вернулись в город примерно через год после свадьбы. Дела супруга сеньоры Эвы совсем расстроены. Сейчас он за океаном, а бедняжка перебралась к отцу. Думаю, сам Рейес и его дочери вполне довольны таким положением, а вот насчет их мужей не берусь судить.

– Чужая душа – потемки… Пожалуй, лучше нам пойти спать, – заметил доктор, взглянув за окно. – К завтрашнему вечеру нужно быть бодрыми, чтобы за ужином держать ухо востро.

Они погасили все свечи и поднялись по лестнице, каждая ступенька которой отзывалась знакомым скрипом. Пожелав Манчере спокойной ночи, доктор вошел в свою старую спаленку. Неразобранные сумки стояли в углу, на столе у окошка мерцала лампа. Одна кровать пустовала, на второй посапывал Лу. Великану пришлось поджать ноги, чтобы уместиться на коротком тюфяке. Ничего удивительного: этот дом никогда не видел учеников такого роста.

Посреди изнывающего от жары города, в одной из спален богатого дома благообразный сеньор сидел в кресле у огня. Он постоянно мерз: жестокие зимы Амстердама, жизнь в окружении чужих людей выстудили тело и душу. От холода не спасали самые теплые и роскошные одежды. Даже ступив на родную землю, он не мог отогреться, а стены нового дома казались холодными и враждебными.

Непривычно темнокожие служанки, которым приходилось в разгар лета растапливать камин, плохо скрывали недовольство новым жильцом. Он отвечал на их косые взгляды снисходительной ухмылкой. В конце концов, чего можно ожидать от вчерашних язычниц, души которых черны, как и тела? Им, конечно, приятнее прислуживать какому-нибудь молодому красавцу, чем копаться в золе возле старика.

Когда же он начал дряхлеть? Пожалуй, с самого рождения. К тридцати годам страдал изжогой, после сорока округлился живот, потом появилась одышка – и вот окончательно превратился в развалину. Едва одолел полвека, а силы на исходе. Волосы на голове исчезли, не успев поседеть, зато борода была его гордостью и придавала благородства уставшему, покрытому морщинами лицу.

За дверью послышались легкие шаги. Раздался стук, и через секунду в комнату вошла Эва.

– Как вы себя чувствуете, дядя?

– Неплохо, девочка, совсем неплохо.

– Вы будете сегодня ужинать со всеми? – она подошла ближе. – Помните, что мы ждем гостей?

– Да-да, тот аптекарь и его удивительный друг. Я не настолько одряхлел, чтобы забывать услышанное… тем более столько раз, – он шутливо погрозил ей пальцем.

Эва рассмеялась и поправила плед на коленях старика. Ей нравилось ухаживать за дядей, а он с удовольствием принимал эту заботу. Приятно было вновь, как когда-то, оказаться в окружении любящей семьи. Ничто так не согревает, как тепло женских рук.

– Гости вот-вот должны прийти. На стол уже накрывают, а в гостиной развели огонь – вы сможете посидеть у камина, если замерзнете.

– В таком случае я подожду там.

Он бросил красноречивый взгляд на палку для ходьбы, с которой не расставался с тех пор, как приехал. Эва все поняла мгновенно.

– Прекрасно, сейчас позову Брама – он вам поможет. А пока извините, у меня дела: нужно проследить, чтобы стол накрыли как следует.

Она выскользнула из комнаты. Через закрытую дверь старик услышал, как Эва приказала Изабелле найти его слугу. Юркая чернокожая девица прислуживала только собственной госпоже и никогда не разжигала огня в этой комнате, но относилась к нему не лучше других. Нарочно оставалась за дверью, чтобы не мозолить глаза любимому дяде хозяйки.

Старик тоже любил Эву: о такой племяннице можно только мечтать. Счастливчик этот ее муж. И редкий идиот, должно быть, – бросить такую красавицу, чтобы махнуть за океан в поисках богатств. Столько лет жил за счет тестя, в ус не дул, как вдруг… Все-таки эти идальго неисправимы, как и все дворянское сословие: гордыня на пустом месте и ничего больше.

Несколько угрюмых минут спустя дверь открылась, и в комнату вошел Брам – здоровенный, как морж, и настолько же тупой слуга-голландец. Живое напоминание об Амстердаме. На круглой голове топорщилась щетина, ручищи свешивались чуть ли не до колен, пальцы были скрючены от постоянного ношения тяжестей. Только на это он и годился: с юных лет таскал тюки в доках, лишь потом нашел теплое местечко на службе у Рейесов. А если учесть, что места теплее Сарагосы не найти, чурбан выгадал вдвойне.

Старик невольно усмехнулся этой мысли, и слуга бросил на него настороженный взгляд.

– Просто помоги мне дойти до гостиной и можешь дрыхнуть дальше.

С Брамом приходилось говорить на голландском: к языкам он оказался совершенно не способен, да и желания изучать что-то новое отродясь не выказывал. Приходилось мириться с его невежеством и тешиться мыслью, что это не навсегда. Рано или поздно его место займет другой слуга; скорее всего, какой-нибудь раб. Старик не слишком доверял им: когда он покидал родные земли, черные невольники были редкостью, а теперь встречались на каждом шагу. Возможно, удача улыбнется и найдется хороший слуга среди местных. Какой-нибудь сообразительный мальчишка из бедных кварталов. То-то было бы славно.

Он поднялся с кресла, голландец подхватил палку, без особой охоты подставил плечо, и они бок о бок побрели в гостиную. Благо, путь был недалек. Старик занимал одну из гостевых спален на первом этаже: подниматься по лестнице наверх, где располагались хозяйские покои, для него оказалось слишком тяжело. Да и вообще внизу было спокойнее. Правда, из-за живущей в соседней комнате старшей племянницы в последнее время стало слишком шумно.

С самого утра к Маргарите приходила Эва, и они проводили за разговорами несколько часов, днем то и дело забегал сын, этот несносный мальчишка, а пожелать ей доброй ночи считал своим долгом каждый обитатель дома. Кроме того, сеньора де Фуэрте отличалась капризным нравом, который только усугубился в связи с ее интересным положением, и беспрестанно вызывала к себе служанок с самыми абсурдными просьбами.

Словом, жизнь здесь нельзя было назвать приятной. Даже в большом доме бывает трудно найти спокойный уголок, тем более если он полон нахлебников.

Брам довел хозяина до гостиной, помог опуститься в кресло и удалился, зевая во весь рот. Старик с отвращением поглядел ему вслед, после чего протянул руки к огню в большом камине и нахохлился.

Из столовой доносились голоса слуг, накрывающих стол к ужину. Оттуда долетали вкусные запахи, но старик никогда не был чревоугодником, и предвкушение богатой трапезы ничуть не взволновало его. Несколько раз мимо пробежала Эва, неизменно улыбаясь и осведомляясь о благополучии дяди. Он благодушно кивал ей и лишь однажды попросил плед, чтобы набросить на озябшие колени. К чему добавлять девочке хлопот, да и не настолько он одряхлел, как могло показаться со стороны.