Дэвид Лисс - Заговор бумаг

— Не могу сказать. Думаю, где-нибудь, где более снисходительно относятся к тому, когда переезжают старых евреев. Вы судебный пристав? Нет, едва ли, от вас пахнет не так противно. Кроме того, никто не позволит ему сделать такие долги, чтобы его искал судебный пристав. А на что вам Фенн?

— Старый еврей, которого он переехал, был моим отцом.

— Выходит, вы…

— Молодой еврей. По крайней мере моложе. — Я протянул ему свою визитную карточку. — Если услышишь, где он может быть, дай мне знать. Я щедро заплачу за любые сведения.

Я направлялся к выходу, когда он окликнул меня:

— Подождите, сэр еврей. Вы до этого ничего не говорили о деньгах. Понимаете, мы же не можем давать в обиду своих. Если не пожалеете немного серебра, уж я себя в обиду не дам.

Я протянул ему полшиллинга:

— Это чтобы развязать тебе язык. Скажешь что-нибудь полезное, дам еще.

— Полшиллинга? Правду говорят, что вы прижимистый народ. Пожалуй, надо быть повежливее, а то еще приставите нож да сделаете обрезание бедняку.

— Ты можешь просто сказать, что тебе известно?

— Ладно. Ему не понравилось, что получил пинка, и он хвалился, что ему наплевать, мол, его ждет другое место. У мистера Мартина Рочестера. «Буду работать у мистера Мартина Рочестера», — сказал он. Мистер Мартин Рочестер так не относится к своим людям, сказал он. Будто этот мистер Мартин Рочестер утирал задницу самому королю.

— Кто этот Мартин Рочестер? — спросил я.

— Так в этом-то все и дело, не ясно? Никто о нем и понятия не имеет, но Фенн считает, что тот второй мессия, — Он ухмыльнулся. — Или первый, это как посмотреть.

— Он еще что-нибудь говорил? Что-нибудь говорил об этом Рочестере?

— Говорил. Тот, мол, покруче Джонатана Уайльда. Подумать только! Человек, о котором никто не слыхал, круче самого великого ловца воров! Конечно, он прихвастнул, так как я дал ему пинка И все такое. Но, думаю, этот Рочестер — какой-нибудь франт из новеньких, который нанял Фенна кучером или вроде того.

— Сколько времени прошло после несчастного случая?

— Несколько дней. Я его выгнал вскоре после разбора дела в мировом суде.

— Можно предположить, что Фенн знал этого Рочестера до несчастного случая?

— Можно так сказать, хотя мне было на это наплевать.

— У Фенна есть семья, друзья, кто-нибудь, кто мог бы знать, где его найти?

— Он работал у нас, и только, — пожал плечами начальник над извозчиками. — Мне он не нравился. Да он никому у нас не нравился. Я нисколько не пожалел, когда смог отправить его восвояси. Нрав у него был буйный. Никогда не подчинялся приказам. Чуть что, ругался почем зря. Никто из парней не ходил с ним в пивную. После работы отправлялся бог его знает куда.

Я дал ему полкроны, взяв обещание, что он свяжется со мной, если узнает что-то новое. Судя по выражению его лица, он несколько изменил свое мнение о щедрости евреев.

Я заглянул в трактир и заказал обед, состоящий из холодного мяса и эля. Я оторвался от трапезы, когда в трактир вбежал человек со встревоженным лицом и спросил, нет ли среди посетителей Арнольда Йенса. Его послали сказать, громко сообщил он, что сын Йенса поранил в школе руку, что у него перелом и хирург опасается за его жизнь. Человек в задней комнате вскочил и бросился к выходу, но не успел он выйти, как два судебных пристава схватили его и объяснили, что с его сыном все в порядке, но что они были вынуждены пойти на обман, дабы препроводить его в долговую тюрьму. Это была низкопробная уловка, к которой я сам неоднократно прибегал, и всегда с большим сожалением. Наблюдая через окно, как уводят беднягу, я невольно вспомнил о деньгах, которые взяла у меня в долг Мириам, и мое сердце наполнилось гордостью оттого, что я спас ее от подобной участи.

Я заставил себя не думать о кузине и сосредоточиться на сведениях, которые мне удалось получить. Фенн быстро сменил службу в пивоварне на службу у великого Мартина Рочестера, который могущественнее самого Джонатана Уайльда. Я от всей души надеялся, что это неправда, поскольку мне не нужен был еще один могущественный враг.

Остаток дня и ночь я провел, размышляя о том, что делать дальше. На следующее утро я решил разыскать клерка старика Бальфура, Дарбле. Я припомнил, что, по словам Бальфура, того можно застать в кофейне «У Джонатана», и, памятуя опыт предыдущего дня, послал слугу миссис Гаррисон в кофейню с запиской Дарбле, в которой сообщал, что мне необходимо поговорить с ним по делу. Слуга вернулся через час с ответной запиской, в которой Дарбле говорил, что будет в кофейне до конца дня и что ждет моих распоряжений.

Я нанял экипаж и вновь проделал путь к Биржевой улице, к гудящему улью кофейни «У Джонатана». Подобные места, очевидно, формируют приятные привычки, поскольку, едва я переступил порог и на меня обрушились звуки, запахи и зрительные образы этого приюта коммерции, мне сразу захотелось выпить чашку крепкого кофе, присоединившись к сотне других мужчин, которые, совершая свои сделки, пили этот напиток в большом количестве.

Я попросил показать мне мистера Дарбле, и мальчик-слуга указал на столик, за которым двое мужчин склонились над документом.

— Вам нужен бык, — сказал мальчик, используя жаргон биржи.

Быком именовался человек, хотевший купить ценные бумаги, тогда как медведем — хотевший продать.

Глядя на этих людей, было нетрудно догадаться, кто есть кто. Спиной ко мне вполоборота сидел мужчина лет пятидесяти, на худом и бледном лице которого годы оставили свой отпечаток. Немного табаку пристало к его носу, изрядно изъеденному сифилисом. Его платье модного покроя свидетельствовало о желании выглядеть джентльменом, но ткань, из которой был пошит его костюм в черно-красных тонах, весь испачканный табаком, и даже его парик были низкого качества.

Его собеседник-медведь был лет на двадцать моложе, с довольным, без малейшей задней мысли, лицом. Он ловил каждое слово, сказанное Дарбле, раскрыв рот, будто слабоумный.

Я подошел к ним поближе, чтобы, оставаясь незамеченным, можно было слышать их разговор.

— Полагаю, вы согласитесь, — сказал Дарбле голосом, удивительно высоким для взрослого мужчины, — что это самый надежный способ защитить ваши вложения.

— Но я не понимаю, почему вообще требуется защищать вложения, — ответил его собеседник, который скорее недоумевал, чем возражал. — Разве шанс не есть суть лотереи? Я должен идти на риск потерять, чтобы иметь шанс выиграть.

Дарбле сложил губы в снисходительную улыбку:

— Вы не испытываете судьбу, защищая свои вложения. Билеты вам обойдутся в три фунта каждый, и, если вам попадутся пустышки, потраченная вами сумма будет выплачена в течение тридцати двух лет. Вы правы, это незначительные вложения. Я просто предлагаю вам дополнительную страховку ваших лотерейных билетов в два процента на десять лет.