Ланиус Андрей - Звездочеты

У господина на портрете было очень характерное лицо.

Но вспомнить его «носителя» я так и не смог.

– Это Генрих Шлиман, человек, раскопавший Трою и Микены, доказавший подлинность гомеровских эпосов, – разрешил мои затруднения Надыбин.

Шлиман…

Ну, конечно же! Ведь не так давно я готовил «проходной» материал о петербургском периоде его жизни.

– Это мой кумир! – патетически воскликнул между тем Надыбин. – К фактам его биографии мы еще вернемся. И не раз. А сейчас я предлагаю вам расположиться вот здесь, за журнальным столиком, и взбодриться чашечкой только что заваренного кофе. Впрочем, может, вы не откажетесь перекусить плотнее?

На какую-то секунду мне захотелось послать его вместе с его гостеприимством к черту и уйти, хлопнув дверью, но тут я взглянул на портрет Шлимана, вспомнил, что и тот был склонен к эпатажу, и решил, что как-нибудь перетерплю. Хлопнуть дверью я смогу в любой момент. Сначала выслушаю этого типа, бесцеремонно оторвавшего меня от плодотворной и оплачиваемой, хотя и не по высшей ставке, работы.

Я плюхнулся в глубокое кресло и еще раз, уже с новой точки, обозрел этот роскошный каминный зал. Две двери вели из него, надо полагать, куда-то во внутренние покои особняка. А наверх, на нависающие над частью зала антресоли, соединенные, очевидно, с помещениями второго этажа, вела винтовая деревянная лесенка, весьма крутая.

– Ваши родные в отъезде? – спросил я для полной ясности всей картины.

– Вообще-то, я живу один, – неохотно пояснил он и добавил: – Днем приходит горничная, а, попросту говоря, уборщица. Есть еще садовник, но он в дом практически не заходит. Водителя я только что отпустил. Кухарку вообще не держу. Еду обычно заказываю в ресторане соседнего мотеля, иногда готовлю сам. Но в принципе я неприхотлив по части быта.

– Вам не скучно одному в таком большом доме?

– Некогда скучать, мой дорогой! Притом, время от времени здесь собираются гости. Бывают коллекционеры, антиквары, археологи, путешественники, историки, литературоведы, музейные и архивные работники… Однажды у меня две недели жил немецкий профессор, известный специалист по Шлиману. Ах, как славно мы с ним пообщались! Я ведь, знаете ли, в свое время специально изучил немецкий язык, подобно тому, как когда-то Шлиман выучил русский.

Хозяин явно ожидал развития темы с моей стороны, но я, честно говоря, все еще пребывал не в своей тарелке.

– Ладно, – сказал я, сделав глоток кофе. – Так что там у вас?

Кофе, надо признать, был превосходный.

– Позвольте мне начать всё же с Генриха Шлимана, – поерзал в своем кресле Надыбин.

– Сделайте милость.

– Вы, господин Голубев, человек эрудированный и, наверняка, хорошо знаете биографию этой замечательной личности. Еще мальчиком он услышал предание о Трое и решил, что обязательно найдет этот исчезнувший город, когда вырастет. Поначалу казалось, что мечта так и останется мечтой. Ведь Шлиман был беден, как церковная мышь.

– Вы нашли весьма точное сравнение, учитывая личность его папаши-пастора, – заметил я.

– Но как же мудро он распорядился своей жизнью! – воскликнул Надыбин с ноткой глубокой почтительности. – Другой на его месте выучился бы на археолога, а затем годами обивал бы чужие пороги, выпрашивая у денежных мешков деньги на экспедицию. Шлиман поступил иначе. Он вник в тонкости торговых отношений, стал своим среди купеческой прослойки, овладел, помимо прочего, искусством извлекать прибыль из воздуха и очень скоро сколотил свой первый миллион, то есть, сам сделался денежным мешком!

– Кстати говоря, дело было в Петербурге, – напомнил я.

– Да! И первая его жена, Екатерина Ивановна, тоже была петербурженкой, русской дворянкой.

– Но брак оказался неудачным, несмотря на рождение трех детей…

– К черту брак! – вдруг вспыхнул он. – Я говорю о творческом методе. До определенного возраста Шлиман успешно делал деньги и объездил весь мир. Он содержал всех своих многочисленных родственников, и при этом, заметьте, хранил верность своей детской мечте. Более того, активно готовиться к ее осуществлению. Он изучил двадцать языков, в том числе древнегреческий, проштудировал курс археологии, выезжал на раскопки с научными экспедициями, чтобы освоить технику профессии, и вот, наконец, почувствовал, что созрел для подвига, да-да, я настаиваю именно на этом слове – подвиг! Заметьте, к этому времени он не нуждался в спонсорах. Он был избавлен от необходимости унижаться и выпрашивать что-либо у состоятельных акул. Он сам был достаточно богат и опытен, чтобы, повинуясь только своей воле, только зову души и сердца запустить механизм достижения истинной цели своей жизни. В тот счастливый час, когда он смог, наконец, принять решение, круто менявшее весь уклад его жизни, ему было сорок шесть лет, возраст расцвета творческой личности.

По пляшущим искоркам в глазах моего собеседника я понял, что он оседлал любимого конька.

– Что ж, дело ясное, – констатировал я, смакуя бодрящий напиток. – Ваша краткая лекция, пронизанная токами патетики, наводит меня на мысль, что вы горите желанием совершить некое открытие в духе вашего кумира.

– Да! – горделиво выпалил он. – Мне тоже сорок шесть лет. Точнее, уже сорок семь. И даже с хвостиком. И я тоже не нуждаюсь сейчас в средствах. Правда, в отличие от Шлимана, я своих денег не зарабатывал, нет во мне предпринимательского таланта. Я просто получил наследство от своего отца. Не стану также утверждать, что мне с детства являлась в мечтах моя Троя. Но вот с некоторых пор мне страстно захотелось оставить после себя след, открыть для человечества какую-нибудь древнюю тайну. Я перечитал гору исторических трудов, несколько сезонов подряд выезжал с археологами на раскопки в различные уголки планеты, проехал и прошел пешком по большинству маршрутов Шлимана. Но своей цели найти пока не мог. Я метался, собирая материалы то по одной исторической загадке, то по другой, но видел, что все они ведут в тупик, не дают надежды на озарение. Мне не к чему было приложить переполнявшую меня энергию и мой азарт исследователя. Вот что еще крайне важно, – он как бы погрозил мне пальцем. – Я равнодушен к поискам затонувших либо закопанных пиратских сокровищ. Меня не интересуют клады ни Черной, ни Синей, ни Рыжей Бороды. Я не собираюсь искать ни нацистское золото, ни так называемое золото партии. Мне всегда хотелось найти нечто, имеющее отношение к духовным ценностям. Вот в чем проблема. Вот что не давало мне покоя. И вдруг случилось чудо. Я обрел цель!

Некоторое время я молча смотрел на него.

– Чего уставился? – грубовато спросил он. – Думаешь, я сумасшедший?!

– Напротив, теперь я вижу, что вы человек, достойный всяческого уважения. Поэтому с моей стороны было бы некрасиво внушать вам ложные иллюзии. Я скажу вам правду: я не специалист по тимуридам. А ведь вы, как я догадываюсь, собираетесь искать библиотеку Улугбека, верно? Я всего лишь профессиональный журналист, работающий с историческим материалом и умеющий выстраивать на основе известных фактов парадоксальные гипотезы и версии. Это мой хлеб, понимаете? Я умею делать такие тексты. Моя статья про библиотеку Улугбека это тоже только гипотеза, чего я, собственно, и не скрывал. Но реальная тайна запрятана очень, очень глубоко. Я перелопатил несколько десятков научных трудов и понял это. Тайна утеряна пять с половиной веков назад. Вы только представьте себе, ведь это больше, чем полтысячелетия! Да, есть разные версии, но все они, все без исключения, туманны и субъективны. Никто даже приблизительно не знает, где ее искать. Ученые умывают руки. А я, как журналист и литератор, просто констатирую этот факт.