Юлия Ли - Дом на Баумановской

Дверь открыл он сам. День был субботний, и, возможно, у него кончались все пары, а, может, он тоже, как сама Ася, отлынивал от учебы. Но Ася сбежала с практического занятия, имея благородную цель. А какое намерение имел этот рыжий, как кот, здоровый, широкоплечий детина, одетый в модную теперь тельняшку, брюки-клеш и матросский бушлат внакидку, – неизвестно. Он шкафом возвышался над хрупкой, невысокого росточка Асей, лицо, усыпанное светлыми веснушками, умом не блистало, брови нависали над глазами с тяжелым туповатым взглядом. Он смотрел на пришелицу, что-то по-коровьи жуя, квадратный подбородок поднимался и опускался, двигался вправо-влево, губы жирно блестели – видимо, ее визит прервал обеденную трапезу, хотя одет он был не по-домашнему, будто только откуда-то вернулся.

Ася смотрела на него снизу вверх, молчала, не зная, с чего начать. Такой, пожалуй, мог огреть по голове любого, а Михэли был если не ниже, то уступал в весе. Внезапно Никанор Кисель открыл рот и угрюмо спросил:

– Зачем пожаловали?

Пахнуло алкогольным духом. Хорош спортсмен – два часа дня, а уже готов. Ася встревожилась: если сразу сообщить, что она пришла сделать алкогольную пробу, он погонит ее прочь. Сообразив, что лучше сказать об этом потом, она сделала серьезное лицо, убрала волосы за ухо и манерно, строго, как школьная учительница, заявила:

– По делу Цингера Михэли появились новые улики. И в связи с этим требуется переосвидетельствование. Для суда будут необходимы данные, полученные как можно раньше. Могу я зайти и задать вам несколько вопросов?

Тот слушал ее, продолжая жевать.

– Были ведь уже эксперты.

– Требуется переосвидетельствование, – Ася наклонила голову набок и выразительно посмотрела прямо ему в глаза. Главное, думалось ей, не терять представительного вида. «Смотри прямо, как Фанни Давидовна, поджимай губы, как Цецилия Мироновна», – проносилось в ее голове тревожными птицами.

Внезапно на лице Киселя появилось хитрое выражение, он сбросил свой бушлат на сундук, стоящий в передней, отступил и, улыбаясь, кивком указал в сторону дверей с облупившейся пожелтевшей краской.

Пахнуло какой-то горечью, перекипяченным бульоном, старыми вещами. Ася оказалась в комнате, заваленной разной потрепанной одеждой так густо, что невозможно было разобрать обстановки: низкая тахта, стол, креслице, полы – все было в разновеликих пальто, жакетах, платьях с широкими, расшитыми золотыми и серебряными нитями, юбками, в кружевах, платках, шинелях, куртках, старомодных фраках, цилиндрах, кастрюлях, стоящих башнями у дальней стены, лайковых перчатках, прищепленных на протянутых от стены до стены веревках – так сушили краску на коже.

– Мать торгует на рынке позади дома, – обдал ее Кисель чесночным духом пополам с винным перегаром, подойдя сзади и приобняв за плечи.

Ася не сообразила, что студент лез к ней с приставаниями, что завел он ее в дом, имея дурные намерения. Она шарахнулась от него в сторону, скорее сраженная запахом, чем непристойным прикосновением, и окружающей обстановкой, напоминающей барахолку. Ее изумило количество вещей всюду. Она пялилась, открыв рот, – ведь по статье 107 Уголовного кодекса РСФСР скупка и перепродажа частными лицами в целях наживы предметов массового потребления карались лишением свободы на срок до пяти лет. Хотела об этом ему напомнить, но вовремя спохватилась, сообразив, что этот рыжий жующий шкаф разозлится и выставит ее вон.

Кисель перестал улыбаться, уже поглядывал с подозрением.

Сделав над собой усилие, она перестала пялиться по сторонам, не надо слишком явно выдавать свою заинтересованность, сейчас важно не это. Отложила в сторону шинель на стуле, села на краешек, неловко отложила на край стола жестянки со шприцами, полезла в сумочку за листами бумаги – будет составлять акт по всем правилам.

«1928 год, сентября 22-го дня, судебно-медицинский эксперт, стажер Грених Агния Павловна, 13 часов дня, – написала Ася старательным почерком и приподняла кончик ручки, огорчившись, что у нее нет никаких свидетелей, хотя по правилам это обязательно. Она украдкой глянула на рыжего спортсмена, раскрасневшегося от выпитого, и решила, что выхода нет, в другой день этот человек может и не быть нетрезвым. Решив, что все равно проведет освидетельствование, продолжила твердой рукой составлять акт.

Шкаф в тельняшке все стоял посреди комнаты и жевал, с насмешливым недоумением глядя на Асю, старательно выводившую буквы. Видно, его веселил сконфуженный и нарочитый вид его эксперта – привык видеть строгих военного вида мужчин и седых профессоров. А тут явилась девчушка в юбчонке в складку, с горящими от смущения щеками.

Ася внутренне подавила волнение, выровнялась на стуле, глубже на него сев, вытянула руку – велела Киселю поместиться напротив, за стол, и приступила к вопросам, согласно циркуляру Наркомюста. Не страдали ли его родители какими-нибудь болезнями, не было ли у него в детском возрасте каких-либо отклонений от нормы в поведении и воспитании, проходил ли он военную службу, не было ли судорожных припадков и покушений на самоубийство.

Ася не смогла долго быть строгой. И от вопроса к вопросу становилась все вежливей и ласковей с ним. Кисель перестал видеть в Асе опасность, сначала отвечал с неохотой, а потом все искренней и доверительней, в конце концов заявив, что он прежде никогда ни с кем не делился такими подробностями о своей жизни. Покраснев, он поведал о злющем и грубом отчиме, о равнодушии матери. Ася записывала, сочувственно вздыхая, но задавая все новые вопросы, беседа их затянулась.

Она спохватилась только час спустя. Поднялась и мягко, уже не изображая из себя учительницу, сообщила, что необходимо взять кровь для судебно-химического анализа. Быстро, прежде чем тот успел бы возразить, она подняла рукав его тельняшки и перетянула руку выше локтя жгутом.

Некоторое время Кисель взирал на ее действия с кошачьей хитрецой, а когда Ася ввела иглу в вену, нахмурился и с запоздалым недовольством буркнул:

– Ведь брали уже.

– Это переэкспертиза.

– А что она должна показать?

– Что вы говорите правду, – улыбнулась Ася, несказанно довольная тем, что шприц заалел кровью. Чувство было такое, будто она археолог, добывший древний артефакт величайшей важности. Упаковав ценный экземпляр обратно в жестянку, вернулась к опросу и добросовестно закончила акт, на потом оставив только свое заключение.

Выйдя на угол Баумановской и Аптекарской, она вскочила в проезжающий мимо трамвай № 24, из окошка вагона проводив победоносным взглядом длинный трехэтажный дом и уже подсчитывая, какие потребуется смешать реактивы, чтобы выяснить, сколько было алкоголя в крови человека, который ударил бедного венгерского мальчика.