Александр Домовец - Месть Альбиона

– Эх, мистер Фитч… В газетах много чего пишут, да не всему верить надо.

В разговор вступила мисс Элен. Улыбнувшись, девушка положила ладонь на руку Сергея и слегка сжала.

– Вы сегодня такой таинственный, Сергей Васильевитш, – сказала она с чрезвычайно милым акцентом. – Почему мы не должны верить отчёту комиссии?

– Отчего же, – в технической части верить можно. И скорость превысили, и дорожное полотно с изъянами… Но мне один человек как-то сказал, что главной причиной крушения был взрыв. Кто-то подложил бомбу в царский поезд. Вот он с рельсов-то и сошёл.

Заговорить с англичанами о взрыве в царском поезде попросил Ефимов. Важно было посмотреть, как дипломаты отреагируют. После диверсии прошло пять месяцев, эхо взрыва улеглось в прямом и переносном смысле. Британцы наверняка были уверены, что покушение, пусть и не удавшееся, сошло им с рук, никому ничего не известно. И вдруг такая новость… «Запустим им ежа в штаны, – недипломатично выразился Ефимов. – Пусть поволнуются, пусть начнут гадать, о чём известно полиции…» – «А что это нам даст?» – спросил Сергей. «Как минимум, умерят прыть, – хотя бы на время. А вообще-то, когда враг дёргается, это хорошо. Хуже, когда он работает спокойно и системно. Вот как сейчас… пока».

Выдав сообщение, Сергей откинулся на спинку стула, зорко следя за произведённым эффектом.

Был эффект, был. Мисс Элен всплеснула руками и произнесла известное Сергею выражение «O, My God!» На лице мисс Канингем проступил испуг. Но это ладно. Интересовала главным образом реакция Фитча. А она была очень даже любопытной. Он обменялся с послом быстрыми взглядами, и если Сергей не путал, то было в этих взглядах не только естественное удивление, – тревога была самая настоящая. На мгновение губы англичанина нервно сжались, густые брови насупились.

Прерывая затянувшееся молчание, посол откашлялся и произнёс:

– Удивительно… А вы сами в это верите, мистер Белозёров?

– Ну, как сказать… Так-то о чём только не болтают, – откликнулся Сергей с видом простодушным и многозначительным одновременно. – Но вообще-то человек, рассказавший мне о взрыве, вполне серьёзный. И шутить не любит, и брат в корпусе жандармов служит. От него и узнал. Приятель мой, может, и не рассказал бы, но выпили мы в тот вечер изрядно, потому и разговорился… В общем, лично я склонен верить. У нас царские поезда сами по себе, слава богу, ещё под откос не падали.

– Но в газетах о том не было ни слова, – заметил пресс-атташе Харт.

Сергей хмыкнул.

– Вы по своей-то прессе не судите, – посоветовал он. – Это вашим газетам рот не заткнёшь. А нашим очень даже можно. Особенно если за дело взялась полиция и не хочет шума. Быстренько редакторам объяснят, о чём писать, о чём не писать. Так что если газетчики чего и накопали, то будут молчать до особого распоряжения.

– Да, неожиданный поворот, – сказал Фитч, жёстко щуря глубоко посаженные глаза. – Кто бы мог подумать… Но, если так, кто же злоумышленники? Ваш приятель об этом что-нибудь сказал?

– Да он сам мало что знает. Сказал только, что работали народовольцы, кто же ещё? Не всех, стало быть, переловили да перевешали. Ну, ничего, – полиция разберётся. Она у нас всякая разная, но уж если след взяла, рано или поздно докопается. И, может, революционный чертополох наконец с корнем выдерут.

На этой бодрой ноте обед и закончился.

– А с вами интересно, Сергей Васильевитш, – сообщила мисс Элен на прощание.

– Спасибо… А почему?

– Вы, оказывается, человек информированный.

Сергей хохотнул.

– Ну, не то чтобы очень… С другой стороны, в стольких домах бываю, столько портретов пишу… Поневоле много чего наслушаешься. Художник ведь, пока работает, – это почти что член семьи.

– Ах так? Ну, теперь ясно, почему я сразу почувствовала к вам расположение, – сказала девушка вроде бы в шутку, но при этом одарила Белозёрова взглядом вполне серьёзным.

Нельзя сказать, что Лондон Арсения уж так удивил. Последние годы боевик прожил в Санкт-Петербурге и Москве, а все большие города разительно похожи друг на друга: многолюдьем, яркими витринами магазинов и ресторанов, обилием конных повозок на улицах, – от простых двуколок до роскошных карет. Правда, на дорогах Лондона изредка попадались ещё невиданные в России дымящие локомотивы на колёсах или, как их тут называли, автомобили.

Чужбина – не сахар, привыкалось трудно. Тут и речь другая, и порядки, и деньги, – всё другое. Люди другие, вот главное. Думают иначе, чем русские. Рехнулись на законах и спорте, по любому поводу готовы биться об заклад. Любят кричать «Боже, храни королеву!», молитвенно закатив глаза к небу. Петушиный бой собирает толпу, какой православный храм не видел и в Троицу. Городовых в шапках с козырьком и высоким верхом величают просто «бобби». Попробуй нашего городового назвать Петькой или Васькой, – тут же в рыло схлопочешь… И много ещё чего раздражало своей непохожестью на русские нравы и обычаи. А когда в соседнем трактире на завтрак предложили отведать ослиного молока, Арсения чуть не стошнило…

– Ничего, привыкнешь, – утешал Дмитрий, смеясь необидно.

В Лондоне Дмитрий Столяров был доверенным лицом Желябова в русской революционной общине. Это он встречал Арсения на пристани. От него-то парень, оторвавшийся в долгом путешествии от событий, сразу узнал новость, уже долетевшую до Лондона: покушение на Александра Второго удалось. Императора взорвали, но и от партии мало что осталось. Желябова, Перовскую, Кибальчича и многих других уже схватили, со дня на день ожидается вынесение приговоров. Понятно, каких…

– А что народ? – хмуро спросил Арсений, останавливаясь и ставя чемодан на мостовую. – Всколыхнулось где-нибудь?

– А как же, – ответил Дмитрий. Растоптал окурок и тут же нервно достал новую папиросу. – В разных губерниях целые демонстрации прошли: требуем казнить, мол, цареубийц лютой смертью… Быдло проклятое! И ради них, ради этой сволочи наши товарищи… лучшие люди России… на эшафот, на каторгу…

Недоговорив, отвернулся. Арсений положил руку на плечо, сказал решительно:

– А ты чего ждал? Что мужички все, как один, кинутся свергать власть? Полицейские участки громить, барские усадьбы жечь? Цена людишкам нашим пятак в базарный день. Правильно говоришь, – быдло… Другого народа нет, вот беда. Ты не раскисай.

– Да не раскисаю я, – сквозь зубы сказал Дмитрий. – Некогда тут раскисать. И тебе дело будет, не сомневайся. А за Андрея, за Николая с Софьей и других наших отомстим. Отомстим безжалостно, беспощадно! Палачей уничтожим, Россия кровью умоется! – с надрывом добавил он, повышая голос.

«Тоже мне, Аника-воин…» Арсений поморщился. Пафос он терпеть не мог. Кивнув на чемодан, обронил: