Сергей Жоголь - Крестовский душегуб

– Тогда мне к нему. Ко Льву этому вашему! Не волнуйтесь, я ненадолго. Задам пару вопросов и мгновенно испарюсь, исчезну как тень в горячий полдень.

Зверев попытался просочиться мимо хранительницы Мельпоменова храма, но бабка и не подумала сдавать своих позиций так просто.

– Не станет Гордеев с тобой говорить!

– Отчего же?

– Так… репетиция у него!

– Репетиция! Это же просто шик! А что нынче ставит Гордеев?

– Так этого… как его там? Фигаро!

– Замечательно! – манерно прижав руки к груди, воскликнул Зверев. – С удовольствием посмотрю, как готовят вашу постановку.

– А тебе оно зачем?

Зверев, собиравшийся было пройти к лестнице, застыл на месте. Раз заграждение уже преодолено, не стоит ли его использовать для укрепления своих позиций?

– Я разыскиваю одного из ваших артистов! – выпалил он напрямик.

– Кого? – хитро прищурилась вахтёрша.

– Да так… Простите, а как вас по имени-отчеству?

– Варвара Семёновна я…

– Скажите мне, уважаемая Варвара Семёновна, давно ли вы видели Болеслава Ковальского?

Бабка тут же поморщилась, махнула рукой.

– Этого пьянчугу? Так уж с неделю он сюда и носа не кажет. С тех пор как он сорвал нам спектакль, Гордеев тут же к Щепкину побежал. «Гоните, – говорит, – в шею этого проходимца, видеть его больше не желаю!»

– Гордеев, как я понял, – это режиссер! А Щепкин…

– Так директор Щепкин… Василь Юрич! Ты ж к нему вроде бы как и шёл, аль я напутала чего? – бабка тут же сощурила глазки.

Зверев хлопнул себя ладошкой по лбу.

– К нему, к нему! К кому же ещё? А что вы там говорили про срыв спектакля? Часом, ничего не перепутали?

– Я? Перепутала? – вахтёрша снова оскалилась. – Да тут такое было. Шёл спектакль. Фигаро этот самый.

– Тот самый, которого сейчас ваша труппа репетирует?

– Тот самый и есть! Раньше-то ваш Ковальский в том спектакле какого-то Альмавиву [7] Граф Альмавива – герой-любовник, один из ключевых персонажей трёх комедий Бомарше. играл. А тут как-то во время вечернего спектакля в антракте, смотрю, спустился наш Болеслав Янович в гримёрку и с Петькой Трошкиным там, значится, уединился.

– А Петька это…

– Гримёр наш! Я сперва подумала, что он так просто к нему зашёл, физиономию подпудрить, а спустя пять минут гляжу, выходят оба, рожи – как редис, глаза мутные, говорят громко, и у обоих языки заплетаются. Ну, думаю, – всё, накидались, касатики, под завязку! И быстро-то как! Что потом было, я точно не знаю, но, по слухам, все потом это обсуждали, Болеслав-то наш второй акт напрочь завалил: текст четыре раза путал; чуть в суфлёрскую кабинку не упал, а под конец так взял и непотребными словами браниться стал; когда зрители стали возмущаться, взял, сорвал с себя парик и в зал его швырнул. После этого Лев Иваныч к Щепкину пришёл и потребовал, чтобы Ковальского немедленно из театра выперли, а на роль Альмавивы этого Санинского взял. Вот они сейчас и репетируют целыми днями, чтобы остальные спектакли не срывать.

Зверев наморщил лоб, потёр подбородок и задал очередной вопрос, просто так, наудачу, но попал в точку:

– А Болеслав Янович ни с кем из ваших артисточек… Ну вы же понимаете… Вы ведь наверняка знаете, с кем у него из ваших отношения были.

Вахтёрша гортанно рассмеялась:

– Проще сказать, с кем у него их не было! Почитай со всеми.

– Так если он у вас пьяница! Кому ж такой понадобился? К тому же у него жена, дочка маленькая.

– И что? Жена не стена! Когда это кого останавливало? Он же ведь вон у нас какой красавец. Да сам погляди! Вон он – морда бесстыжая! – вахтёрша указала пальцем на вереницу фотографий, висевших по обеим сторонам длинного коридора в вестибюле. Зверев тут же приклеился взглядом к фотографии мужчины с зачёсанными назад волосами. Открытый лоб, расширенные скулы и ямочка на подбородке, способные, вне всякого сомнения, вызвать настоящий восторг у большей части представительниц прекрасной половины человечества. «Да уж, – подумал Зверев, – и впрямь красавец, аж гордость берёт от того, что от столь безукоризненного муженька Рита почитай через день бегает к нему».

– Значит, вот он какой – наш пан Ковальский! – усмехнулся Зверев.

– Он! Не сняли ещё прохиндея, а пора бы уж. Он ведь, гад, перед тем, как выперли его, успел ещё и денег у всех назанимать. И у вертихвосток наших, и у костюмеров, и даже у режиссера! Я, дура, тоже лопухнулась. Полтыщи ему заняла до получки, а он фьють… Ты, милок, коль найдёшь его, супостата, ты с него мои полтыщи уж стребуй, а я в долгу не останусь. На спектакль какой без билета пройти, иль ещё чего…

– Непременно стребую, если найду. Вот же какой негодяй, но мы ему ещё покажем. А вы мне не расскажете, что он вообще за человек, ваш Ковальский?

– Чего ж не рассказать? Болеслав Янович – он ежели при деньгах, то одевается как франт! Дамочки от него без ума. Он их по ресторанам водит, горы золотые сулит.

– А под этими дамочками вы кого ж имеете виду? Артисточек ваших?

– Да нет! То есть раньше – да, а сейчас нет. Наши уже давно от него плюются. Он же как напьётся, так тут же из ангела в чёрта превращается!

– В драку, что ли, лезет?

– Да нет! Какое там! Он же неженка и трус, только на словах герой. Просто он как пить начинает, то гудит целую неделю, а то и две. Из-за того его из театра нашего и попёрли.

– А когда он в запое, то где обычно останавливается, домой идёт?

– Не всегда. Бывает, что у бабы очередной уснёт, а бывает, что и в подворотне заночует. А бывает, что у собутыльника своего квартируется, у Петьки Трошкина.

– А вы адрес этого Петьки можете мне сказать?

– Конечно могу, только не надобен тебе его адрес, потому как Петька Трошкин – это наш гримёр. Он уже месяц как в завязке, а Ковальского Петька и сам ищет. Потому как тот и ему денег задолжал.

Зверев нахмурился, почесал подбородок.

– Получается, что где мне искать Ковальского, вы не знаете?

– Наверняка не знаю, но наколочку дать могу. Петька говорил, что этот алкаш частенько в «Трёх ершах» зависает. Ты туда наведайся, касатик! «Три ерша» – это кабак такой, в двух кварталах отсель.

– А сам Петька там Ковальского отчего ж не ищет?

Вахтёрша покрутила пальцем у виска.

– Ну ты, милок, даёшь! Да ежели наш Петька в «Три ерша» заявится, так в нашем театре тут же на одного гримёра меньше станет. Сейчас-то Петька совсем не пьёт, а как в этом гадюшнике окажется, так тут же сразу и сорвётся.

– Спасибо вам, Варвара Семёновна, пойду я, пожалуй. Раз уж вы сказали, что директора на месте нет, то я в другой раз к вам наведаюсь.

Вахтёрша деловито распрямила плечи, надула щёки, но тут же, опомнившись, ухватила Зверева за рукав.

– Ты, милок, только про полтыщи мои не забудь. Пусть этот гад сперва мне должок отдаст, а уж потом остальным. А то ведь сам понимаешь. Живу я одна-одинёшенька, едва ли не впроголодь…